Я предчувствовала, какой пыткой для меня будет вечер в компании сестер и их глупых мужей. Некоторым утешением служило лишь то, что нас с Антти не пригласили составить им компанию в круизе. У Эвы с Хеленой были гораздо более близкие отношения, чем со мной. Они родились друг за другом, я же была старше средней сестры на два года. Представляю, как доставалось нашей маме, когда у нее на руках был один младенец ясельного возраста и двое в памперсах. И все трое, к великому сожалению родителей, девочки.

Из нас троих я всегда была самой шустрой и самостоятельной; родители считали, что мне следовало родиться мальчиком. А когда стала взрослой, во мне еще сильнее проявились мужские черты характера — я жила за сотни километров от семьи, мы редко встречались, и родители были в курсе только внешних событий моей жизни. Мне казалось, что я чужая и они обо мне почти ничего не знают. Но с другой стороны, что я сама могла сказать, например, о том, как себя чувствовала Эва, вынашивая своего первенца, или что думали о будущем внуке мои родители.

Наверное, я просто не умела пускать людей в свою душу. Вот и Антти заявил, что хочет немного отдохнуть от меня. Вернувшись с работы, он сказал, что решил немного один побродить с палаткой по лесам, собрал рюкзак и уехал на автобусе в Инкоо.

— Хочу забрести подальше в глубь острова и переночевать в палатке.

— A-а. Понятно, — разочарованно протянула я. — А я-то думала, что мы с тобой куда-нибудь пойдем в пятницу вечером, ведь в прошлые выходные нам так и не удалось никуда выбраться вдвоем…

Антти предложил присоединиться к нему в субботу вечером и вместе провести романтическую ночь в палатке. Он убедил меня, что Эйнштейн вполне проживет сутки без хозяев, и я согласилась. В самом начале наших отношений мы с Антти договорились, что не будем препятствовать друг другу в стремлении иногда провести время по своему усмотрению, но иногда меня безумно раздражала его установка: «Я поступаю как хочу, а ты вольна делать то, что тебе нравится».

Настроение только ухудшилось, когда под колеса моего велосипеда чуть не попала пятнистая собака неопределенной породы. Хозяин держал ее на поводке, она металась вдоль тропинки, и я чуть не врезалась, безуспешно пытаясь ее объехать, маневрируя на велосипеде. Я нервно трезвонила в звонок, стараясь привлечь внимание хозяина. Наконец он обернулся — гинеколог Хельстрем, шеф Арми. Странно: когда я приходила к нему домой, то не заметила у него никакой собаки.

— Добрый день, барышня Каллио. — Похоже, он был настроен поболтать со мной. — Что, за убийство Арми задержали ее жениха? — Он закурил трубку, с трудом удерживая на поводке собаку, которая рвалась поймать ворону, сидевшую на нижней ветке дерева. Ворона взлетела наверх, и нам на головы посыпались прошлогодние сосновые иголки. Собака истерично лаяла, натягивая поводок как струну. — Никак не могу справиться с этой тварью, — пожаловался Хельстрем. — Это собака моей сестры. Она уехала на пару дней и попросила меня присмотреть за ней.

На улице было тепло, но на докторе была теплая куртка и замотанный чуть ли не до ушей шарф. Наверное, простыл. «Что, доктор, сам себя не можешь вылечить?» — ехидно подумала я, но вслух сдержанно сказала:

— Да, возможно, Киммо сядет в тюрьму.

— Печально. К тому же жаль Аннамари. Сначала смерть Санны, теперь это…

— Да, ей сейчас трудно приходится… У Арми были хорошие отношения с будущей свекровью?

Хельстрем усмехнулся.

— У Арми со всеми были хорошие отношения. Возможно, с Аннамари у нее не слишком ладилось, ну, ты понимаешь, что я имею в виду. Для той любая невестка была плохой по определению. Она слишком опекала Киммо, но ей было совершенно безразлично, чем занимается Санна.

— Санна Хяннинен была вашей пациенткой? — Я вспомнила, как Эки говорил что-то об абортах, и подумала, что Хельстрем, возможно, знает что-то интересное.

— Да, она была моей клиенткой. А что?

Внезапно я поняла, что у меня нет ни малейшего желания обсуждать частную жизнь Санны с этим человеком. К счастью, его собака ввязалась в драку с каким-то лабрадором, и мне удалось быстро и без объяснений уйти.

Аннамари металась по дому, как мотылек в круге лампы. На ней был какой-то легкий желтый балахон, который развевался от ее нервных движений. Она навестила Киммо в тюрьме, и это свидание, судя по всему, нанесло сокрушительный удар по ее неустойчивой психике.

— Не хочу ничего слышать про бумаги Санны, — быстро заговорила она. — Наверное, их вообще лучше уничтожить, как и ее дневник Зачем тебе в них рыться? Оставь бедняжку в покое! У нее была сложная жизнь, что сейчас об этом говорить.

— Здесь все, что осталось от Санны? Может, какие-то вещи есть в ее комнате? Одежда, книги, сувениры?

— Мы переделали комнату Санны под гостиную. Когда к нам приезжают Матти и Микко, то иногда спят там. Все вещи Санны Хенрик отнес на блошиный рынок. Ты же понимаешь, мы бы просто не смогли ими пользоваться. Не знаю, может, Киммо сохранил какие-то пластинки или книги. Посмотри в его комнате.

— Давай сначала разберемся с бумагами. — Я взяла с собой рюкзаки и две большие сумки. Какое счастье, что в понедельник я решила их не брать, — после купания в море они были бы совершенно испорчены. Может, Аннамари этого хотела?

— Мария, ты всерьез считаешь, что с помощью этих бумаг сможешь вытащить Киммо из тюрьмы? Да никто Санну не убивал. Ах, Мария, ты не понимаешь, как тяжела материнская доля. Ведь я воспитывала детей совсем одна — Хенрик постоянно был в командировках. И вырастила двух своих и ребенка Хенрика. Знаешь, как тяжело все время бояться, что с детьми что-нибудь произойдет. Что они попадут под машину или в дурную компанию. Или вырастут преступниками. А потом понимаешь, что ты ничего не можешь поделать, и случается самое плохое. Как с Санной. Конечно, я хочу все забыть, — причитала Аннамари, пока я упаковывала бумаги.

Я открыла дверь в комнату Киммо. Там не убирались со времени полицейского обыска. Кровать смята, платяной шкаф выворочен, на полу валялись непонятные предметы, которые при ближайшем рассмотрении оказались игрушками из секс-шопа, — наручники, резиновые коврики, плетка. Подчиненные Перца без стеснения вывалили наружу все маленькие тайны хозяина комнаты.

— Полицейские не разрешили здесь ничего трогать? — спросила я у Аннамари, которая, вытягивая шею, пыталась рассмотреть, что валяется на полу.

— Не-ет… Просто мне не хотелось заходить внутрь. Я не хочу знать, чем занимался здесь Киммо.

В остальном комната Киммо была совершенно такая же, как жилище обычного современного студента, — на столе компьютер, рядом принтер, на стене пара картин с пейзажами и большой портрет улыбающейся Арми, одетой в платье с цветочным рисунком. В углу — телевизор и видеоплейер, на полке — учебники, книги по математике и несколько бестселлеров. Было легко узнать среди них книги Санны — сборник произведений Сильвии Плат, Вирджиния Вулф, несколько томиков английской лирики. Книги Сильвии Плат исчерканы заметками на полях. Я тоже прихватила их с собой. Сбоку на полке ухмылялся череп.