— А другой? — спросил Ван дер Вальк, жуя мясо.

— Малахи? Этот тоже безвредный. На него ничего нет. Женщины его разочаровали.

— Чем занимается?

— Он специалист по родной литературе. Старые ирландские баллады и все такое.

— На этом много не заработаешь.

— Ни пенни. Поэтому он занимается устрицами, но не любит об этом говорить, потому что, в отличие от баллад, торговля рыбой — не престижное занятие.

— Деньги в рыбе, — согласился Ван дер Вальк, — и бездна работы.

— Вовсе нет. Всю работу делает какой-то бедняга в Баллигобэквудс. В Бельгии, как вам известно, устрицы пользуются большим спросом. Так вот, Малахи просто отправляется в Антверпен и говорит им, что привезет десять миллионов лучших устриц прямо из графства Керри и отдаст их за полцены. И разумеется, бельгийцы с руками отрывают этих устриц, даже если они все до одной заражены тифом. Таким образом, Малахи обеспечивает себя на всю зиму и благодаря этому может спокойно отправляться домой сидеть над своими балладами. Он не хочет зарабатывать много, потому что тогда почти все деньги разойдутся на алименты его женам, а их не меньше дюжины.

— Давайте закажем оладьи, — предложил Ван дер Вальк.

— Которые поливают ромом, а потом поджигают?

— И кофе. И сок «Наполеон», который наливают в бутылку.

— Если только вместо сока в бутылке не окажется моча официанта. Хотя мне все равно понравится, — благодушно заметил мистер Флинн.

— По-моему, все эти люди какие-то придурковатые, и Эдди Фланаган тоже.

— Раз он женился на такой женщине, что ему еще остается?

— Эти психи что-нибудь для нас значат?

— Ну разве что подтверждают версию о психе, который ударил вас по голове.

— Но ведь от Дублина до Брея живет огромное множество леворуких людей.

— О да, в суд с этим не пойдешь. Джим Коллинз сидел в баре, и двадцать свидетелей могут это подтвердить. Он и близко не подходил к Сипойнт-авеню.

— Откуда вы знаете?

— Дублин небольшой город, — скрытничал Флинн. — Кстати, эти ваши барышни тоже довольно странные особы. — Он немного смешался, словно пожалел о своей откровенности. Ван дер Вальк предположил, что ему не хочется при датчанине говорить нелицеприятные вещи о его согражданах. «Ему, наверное, не понравилось бы, если бы я подшучивал над ИРА», — подумал Ван дер Вальк. — Я имею в виду тот факт, что они живут все вместе одной колонией.

— Судя по тому, что мне известно об их отце, меня это не удивляет. Почему его убили таким способом? Потому что он принадлежит к тому типу людей, с которыми вечно происходят всякие странности.

— А, — сказал Флинн.

— Вы что-нибудь знаете об этих женщинах?

— Нет… или совсем немного. Говорят — не знаю, правда это или нет, — что они играют в «киску в углу»[22].

— Что это значит?

— По всей видимости, они меняются мужьями, если вы меня понимаете. Мне рассказывали, что несколько лет назад…

— Кто рассказывал?

— Люди. Белгрейв-сквер — это рассадник сплетен и слухов. Так вот, мне рассказывали, что у самой младшей — Анастасии, кажется, был бурный роман с Джимом Коллинзом.

«Если бы он не съел все эти оладьи, — думал Ван дер Вальк, — он бы ни за что не стал откровенничать». Расходы себя оправдывали.

— Малахи, — продолжал мистер Флинн, перевернув кофейную чашку вверх дном, — закрутил роман с высокой сестрой. Я не знаю, женился ли он на ней, то есть я просто не помню. Но их дороги все время пересекаются.

«Он пытается таким образом отплатить мне, — подумал Ван дер Вальк. — Меня ударили по голове, и он воспринял это как личное оскорбление. Но оказалось, что он не может ничего узнать, кроме сплетен. Поэтому и рассказывает мне все эти слухи и из деликатности делает вид, что расслабился после вкусного ужина и его потянуло на разговоры».

— Сплошные скандалы, — заметил Флинн. — Ирландцы обожают скандалы.

— Забавные женщины?

— Забавные.

— Не могу дождаться, когда окажусь в постели со всеми тремя сразу.

Бывают дни, когда все идет наперекосяк, как бы подавая сигналы об опасности. Их не всегда принимаешь во внимание: плохая координация и чувство, что ты куда-то опоздал. Почему не прозвенел будильник, почему ты опрокинул чашку с кофе, уронил мармелад на чистую рубашку и порвал шнурок именно в тот момент, когда и так опаздывал? Ван дер Вальк завтракал в постели. Грейпфрут брызнул ему прямо в глаз, точно осьминог, подвергшийся нападению, а потом он умудрился залить яйцом свою пижаму. Он решил отнестись к этому терпимо и вспомнил, что накануне выпил слишком много. Плечо ныло и саднило, он с отвращением смотрел на перевязь: на ней остались следы обильного ужина, выпивки и сигарет, с утра это вызывало тошноту. Он брезгливо отбросил ее в угол, налил себе полную горячую ванну, мечтая распариться до красноты и разогреть измученные кости, и только погрузился в нее с криками и стонами от блаженства и боли, как зазвонил телефон.

Слава богу, его поселили в дорогую гостиницу, и в ванной тоже висел телефон. Он с трудом выбрался из воды, умостил свою усталую задницу на краю ванны и набросил на плечи полотенце. Когда он потянулся к телефону, полотенце соскользнуло, он неудачно повернулся, пытаясь схватить его, и полотенце упало в ванну, а его ключицу пронзила жгучая боль.

— О черт, — буркнул он в трубку.

— Неплохое начало, — раздался голос Флинна. — Как самочувствие?

— Отвратительно.

— Да. Похоже, вчера мы немного перебрали.

— Судя по сегодняшнему утру, это точно.

— Да. Я вел себя довольно несдержанно, ха… по отношению к ИРА?

— Возможно.

— Дело в том, что доказать будет очень сложно.

— Так всегда и бывает.

— Сегодня новости тоже не очень хорошие. Только что прилетел сенатор Линч. Говорят, один.

— Ага.

— Вид у него не слишком довольный. В аэропорту к нему подскочил какой-то репортер, и он велел ему убираться далеко не в парламентских выражениях. Прошу прощения.

— Ну что ж, я увижу его сегодня вечером.

— Как же, как же — званый ужин! Значит, пока ты не собираешься будить спящую собаку?

— Моя собственная собака еще не до конца проснулась. А меня уже донимает целая стая сук.

На другом конце провода раздался смешок.

— Они, наверное, агрессивно настроены?

— Сегодня утром я должен явиться в посольство.