Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ой, извини. Дома-то плакать не могу. Все. Все. – Она вытерла слезы и улыбнулась.
– Это я к чему? Ты родителей своих не осуждай. Ты ведь не знаешь, что и как. Просто люби их.
На прощание женщины обнялись. Попутчики. Дорожные истории. Иногда они могут поменять настроение, а иногда – направить жизнь по другой колее.
= 29 =
Юля вышла на станции Костерево и вдохнула полной грудью. Она любила эти моменты. Что греха таить, они все тогда не поняли мать и осудили ее. Как она могла? Зачем? Продать московскую квартиру, отрезать все пути и уехать, как сказала подруга Ларисы, пасти коров. И Юля тогда была совершенно сбита с толку. Они же с отцом не молодеют. Сейчас им чуть больше шестидесяти, и родители совершенно самостоятельны. Но годы берут свое, в какой-то момент им понадобится помощь. Кто будет помогать? Ясно, что Юля. А ведь не ближний свет. Как они себе это все представляют?
Юля ругалась с матерью, высказывала свои доводы. Она прекрасно понимала, что помощников у нее не будет. На Любу рассчитывать нечего. Такая же безалаберная, как мать, живет сегодняшним днем, ей наплевать, что будет завтра. Она уже скоро в дверь электрички не влезет.
Мать была категорична:
– Пожили в городе, теперь хочу воздуха, природы. Ну, ты же знаешь, я люблю Левитана. И почему я должна все это смотреть на картинках. Хочу смотреть вживую.
– Мама, это не картинка. Это твоя жизнь. А если тебе не понравится? Вдруг ты пожалеешь? Ну снимите, в конце концов, дом на лето, на год, наконец! Но не надо ничего продавать!
– А ты мне не указывай. Я хочу перемен. И не хочу возврата. Точка.
Мать всегда была полной эгоисткой. Просто даже удивительно. Не сказать, чтобы семья от этого страдала. Семья всегда была всем обеспечена. Но Ларисина позиция была следующей.
– Зарабатываю я? Я! Значит, я должна иметь свои бонусы! Никогда в жизни я не буду теткой, которая в конце жизни скажет: «Я на вас жизнь положила, все вам отдала, и вот теперь никому не нужна».
Да, это точно. Лариса жила на полную катушку. Дорогие сигареты, самые лучшие духи, платья от портнихи в ГУМе, шубы, югославские сапоги. Когда Юля заходила в спальню к матери, она попадала в другой мир.
Сущая правда, Лариса Васильевна много и тяжело работала, не боялась брать на себя ответственность, быстро и смело принимала решения. А может, она и права? Может, ей нужно было вот так круто изменить свою жизнь? Повернуть на отдых? Может быть, действительно устала до смерти, и все эти духи, наряды были лишь бравадой, ярким фантиком, а внутри – пустыня.
Как Лариса жила? Кто были ее друзья? Юля знала только одну подругу матери, еще со времен студенчества. И Лелю. Все остальное было за высоким забором для семьи. Частенько мать приходила с запахом дорогого коньяка. А могла и вовсе не прийти ночевать.
– Оперируем. Тяжелый случай.
Юля верила не всегда. И после тяжелой операции нужно ехать домой, а если не хочется ехать, то, стало быть, не к кому.
Девочка долго связывала такое отношение матери с собой. Почему мать ее не любит? Она с детства чувствовала разное отношение матери к ней и к сестре. К сестре у матери была какая-то щемящая нежность. Просто слезы на глаза выступали, когда она говорила про «Любку непутящую». Ведь и ругала ее, но все с любовью. А ведь Юлю всегда хвалила. «Надега наша!» Но как-то сдержанно, как про соседскую девочку.
А потом Юля увидела разницу жизни своей семьи и семьи подруги. Но привыкла, приняла, пыталась гордиться матерью и бесконечно нежно любила отца.
Первый год жизни в Костерево был сложным. Лариса быстро поняла, что это немного не то, о чем мечтала, и Левитан тут совершенно ни при чем. Все началось с переезда. Выяснилось, что в дом не входит ее кровать, потому что спальня маловата. И буфет из гостиной. И совершенно потерялись картины, которые Лариса покупала с такой любовью, гордилась знакомством с художниками. Распродавалось все за бесценок. Лариса не советовалась с дочерями, ей было стыдно. Она все хотела сама. А сама она была врачом. И больше она ничего не умела. Она умела лечить людей. Причем что интересно: чужих. Своих она тоже лечить не могла. У нее сразу поднималось давление, руки начинали трястись. Уколы Любе делала маленькая Юля. Может, потому она и в медицинский не пошла. Ей хватило домашних истерик матери.
Дом, добротный и красивый на вид, оказался достаточно проблемным внутри. Второй этаж не отапливался и был пригоден только для летнего проживания, неправильно были проведены коммуникации, недостаточно подавалось электроэнергии.
Но Лариса не жаловалась. Это было выше ее достоинства.
– Нас все устраивает.
Юля сама должна была увидеть, понять, догадаться и принять меры. А дальше вызывать мастеров, договариваться, оплачивать. Квартира, на которую она собирала и копила так сложно, отъезжала в далекое будущее. Что делать, это же родители. Ее родители. Она злилась на мать, на безвольного отца, на безразличную Любу. Но что случилось, то случилось. Нужно было решать проблемы и жить дальше.
И все-таки здесь совершенно другой воздух. И чистый снег, и тишина, и нет такой влажности. Вторая половина декабря, в Москве снега просто нет, одно только черное месиво под ногами. И холодный ветер, который ледышками колет лицо. Лязг машин, визг тормозов, нетерпеливые клаксоны. Поймешь людей, которые приезжают в Москву в гости с их одинаковыми вопросами: и как вы тут только живете?
А здесь: ни машин, ни людей. Вот только стук колес поездов. Правда, рядом пластмассовая фабрика. И тоже во время переезда этот момент стал для Ларисы откровением.
– Мам, ну неужели нельзя было выяснить?
– Мне не мешает.
Помешало, когда на фабрике случился пожар, и неделю во всей округе невозможно было дышать.
– Но это же редко, – парировала Лариса.
– Еще бы не хватало, чтобы часто.
– Зато можно туда устроиться на работу, – разумно поддакивала Люба. – Наверняка на вредном производстве есть вакансии.
– Так чего ж ты сидишь? Устраивайся. Вон у родителей второй этаж пустует. Прохладно, свежо!
– Добрая ты все же, сестра.
– А ты всякие глупости не говори.
Они достаточно редко приезжали вместе. И Юлю раздражало, как мать начинала суетиться вокруг Любы. Но почему? Она ездит постоянно, везет сумки с продуктами, оплачивает все эти бесконечные ремонты и нестыковки. И почему-то это все воспринималось как должное. Но вот