Тем временем Гранин выдвинул ящик, достал целлофановый пакет, положил на середину стола со словами:

— Знаком вам этот предмет?

— Это… — подалась корпусом вперед Ника. — Ой, это распылитель… газовый баллончик. У меня был такой.

— Отлично, — сказал следователь. — Значит, был. А куда делся?

— Не знаю.

— Мы нашли этот баллончик в парке.

— Точно! В парке он еще был у меня, потом… через день я его искала и не нашла. Выходит, в парке и потеряла.

Ника вдруг умолкла, ей показалось подозрительным, что речь зашла о газовом баллончике, на всякий случай она не стала задавать вопросы. А то ведь как бывает: невинный вопросик кинешь, а он потом таким боком выходит, лучше бы язык себе откусила. Гранин продлил ее паузу до бесконечности, отчего в горле Ники пересохло. Создалось впечатление, будто он сознательно дал ей время придумать пару десятков предположений — когда и как средство защиты очутилось в парке, чтобы потом обвинить черт знает в чем. Да, да, Гранин знает, что газовая штуковина принадлежит ей, но откуда? С другой стороны, что в этом особенного — потерянный газовый баллончик? Наконец следователь открыл рот:

— А что вы делали в парке ночью?

Но как поинтересовался! С подтекстом. Будто знает о Нике нечто такое, что ей самой неизвестно. Эта дурацкая игра порядком надоела, и Ника выпалила скороговоркой:

— Я там снимала. Стояла потрясающая лунная ночь, упустить естественное освещение было бы глупо, а у меня скоро биеннале… это выставка работ… очень престижная. В Италии. Мне нужны новые сюжеты, я искала их. Послушайте, может, хватит ходить вокруг да около? Лучше сразу скажите, что вы хотите?

— Пожалуй, — согласился Гранин и поднял пакет. — На этом баллончике ваши отпечатки.

— Ну и что?.. — Внезапно Ника осеклась, подняла брови и удивленно выговорила: — А откуда вы знаете, что там мои отпечатки, а не… ваши, например?

— Когда вас обокрали, мы взяли ваши отпечатки, помните? (Ника машинально кивнула, мол, помню.) Их внесли в базу данных, поэтому эксперты получили двойной результат сразу, а тут нападение. Снова на вас.

— И что? (Если придираться, то напали на Нику один раз, но с ним желательно не спорить, как ей показалось.)

— Этот баллончик с вашими отпечатками полиция нашла недалеко от трупа девушки.

— Трупа?.. — вытаращилась она.

— Да. В парке, на одной из полян. Девушку зарезали. Не странно ли?

Ника откинулась на спинку стула и улыбнулась, хотя не до улыбок было, а Гранин ждал, что скажет она в свое оправдание. Смешно: Ника должна оправдываться! Она избрала другую тактику — нападение:

— Перестаньте намекать на… не знаю, на что вы намекаете! На что-то очень неприятное для меня.

— Хорошо, обойдемся без намеков: как ваш баллончик оказался на месте преступления?

— Я снимала парня и его девушку, — вынужденно призналась Ника. — Они… э… м… любили друг друга….

— Вы снимали половой акт, — перевел он с русского на русский.

— Можно и так сказать. Потом… потом я убежала, и, наверное, газовый баллончик выпал из моего кармана.

— Быстро же вы убегали, если не заметили потерю. Кстати, а почему убегали? За вами гнались?

Ника опустила голову и смотрела на мастера ловушек исподлобья, не понимая, чего он прицепился к ней?

— Парень… его зовут Глеб… услышал щелчки и погнался за мной. Я убежала. Вот и вся моя вина.

— Значит, его фото у вас есть? — что-то записывая, видимо, в протокол, произнес Гранин.

— Конечно. Могу предоставить.

— Обязательно. Крупный план, если есть. (Ника незаметно, но с большим облегчением вздохнула.) — Вам знаком господин Джагупов?

— Джагупов? — переспросила Ника.

— Тофик Джабраилович Джагупов.

— Нет. Первый раз слышу фамилию, тем более имя с отчеством. Знаете, я думала, этот парень выдрал винт из моего компа…

— Но? — поднял он на нее бесцветные и в то же время внимательные глаза. — Вы же не договорили, что поколебало вашу уверенность?

Ника набрала воздуха в грудь, чтобы вывалить на парня по имени Глеб накопившийся гнев, потому что он украл винт (думая, что крадет свои снимки) и напал на нее. Однако перед глазами возникло лицо Лидии Даниловны с немым укором, она бы так не поступила. Подозрения не имеют ничего общего с фактом, Лидан никогда не указала бы ни на одного человека, не имея стопроцентной уверенности. У нее принципы, а у Ники? Вдруг все не так, как представляется?

— Приятельница убедила, что найти меня в течение одного дня, выкрасть ключ, сделать слепок и пробраться в студию невозможно.

— А вы кого подозреваете? Кто украл винт?

— Не знаю… Думала, модельки… кто-то из них… или мои конкуренты — эти вообще на все способны, я же оттягиваю клиентуру. Понимаю, искать вора не будут, в вашем представлении кража слишком ничтожна. А меня она ударила, на винте были важные для меня работы.

— Распишитесь и можете идти, — неожиданно сказал он, протянув лист.

Ника прочла протокол — написано с ее слов верно, но почему-то не верилось, что это так, потому рука неохотно поставила подпись. Выйдя из здания прокуратуры, она поплелась пешком, разглядывая витрины, хотя мыслями была далека от того, что видела. Съемки у офис-центра опять отменила — слишком мокро. Это те редкие ограничения, с которыми ей приходится мириться: одежда должна остаться чистой, что при наличии луж невозможно. Но все это мура по сравнению с дискомфортом внутри, Ника так и не определилась, что это было: покушение на нее или… нечто другое? К тому же после беседы со следователем осталось ощущение, что сегодня была не последняя встреча с ним.

Не любя безделье, а прогулки Ника считала тоже бездельем, она взяла такси и поехала в студию, где работы полно. За делом проблемы как-то растушевываются, короче, работа — это антистресс.

* * *

С большими предосторожностями Юрий Петрович привез племянника с Кариной в деревню. На совещание. Звучит в духе чиновничьего сленга, но ведь старикан когда-то руководил проектным бюро, ему простительно. Созыв означал, что есть новости, которые следовало обсудить. За это время Глеб заметно похудел, вероятно, из-за многочасовых «тренировок» на велосипеде, но это дело пятое. Карину Юрий Петрович сразу же отправил на кухню, иначе зачем здесь нужна женщина? А парням не дал времени на долгие приветствия и дежурные вопросы типа «ты как, а ты?», Глеб лишь успел вытаращить глаза, увидев синяк на лице Славы и рассеченную губу, к этому времени затянувшуюся. Старикан повелительным жестом приказал сесть и начал с весьма пессимистичной ноты:

— Твое положение, Глеб, хуже, чем мы думали. Пока слушайте, — упредительно поднял он ладонь, когда оба парня хотели его перебить. — И слушайте внимательно, потому что есть любопытные новости. Итак. В начале суток восемнадцатого августа зарезали Дину. А следующей ночью был убит в загородном доме некий Джагупов…