– Что было дальше? – спросила Амалия.

– Если бы мадемуазель Лантельм была, как некоторые, она бы меня уничтожила, – медленно проговорил Буазен. – Да, уничтожила бы. Из-за дорогой машины… и вообще… Но она мне ни слова не сказала. Вскоре мсье Рейнольдс подарил ей лимузин от «Рено» и предлагал взять другого шофера, но она отказалась. С тем «Рено», правда, тоже вышла незадача – однажды велосипедист, поклонник мадемуазель, налетел на нас, чтобы привлечь ее внимание. Мы его доставили домой, а по пути он успел ей сделать предложение руки и сердца. Это был, знаете, вдовец лет пятидесяти, со вздутыми венами и мосластыми коленками… Боже, как мадемуазель потом смеялась!

– Как ее шофер, вы, наверное, многое знали, – заметила Амалия. – Например, куда она ездит и с кем.

– Я за ней не следил, – просто ответил Буазен. – Даже когда Рейнольдс напрямую предложил мне денег. Да, у нее бывали увлечения, она влюблялась. Это нормально, она была молодая женщина, очень красивая. Но я не шпион, сударыня.

Мужчина так твердо произнес последние слова, что Амалия поняла: всякие разговоры на эту тему бесполезны.

– Когда стало известно, что мадемуазель Лантельм погибла, что вы подумали? Что произошел несчастный случай или…

Буазен мотнул головой.

– Я был убит. Просто убит. Потом поехал на вокзал, встречать ее тело… У хозяина было ужасное лицо, он разом постарел лет на двадцать. Глаз подергивался в нервном тике… А потом похороны, и опять эта жара, жара… Я плакал на ее похоронах, – просто прибавил мужчина. – Невозможно было поверить в то, что ее больше нет. Гроб утопал в розах и орхидеях… Я привез хозяина домой. Он ходил тяжело, опираясь на трость, и выглядел сущей развалиной. Дома скулили ее собаки – Поло, Полетт и Деде. Хозяйка была очень к ним привязана. Вскоре какой-то негодяй украл одну из собак, ту, которую она больше всех любила, со смешной пятнистой мордочкой. – Амалия вспомнила собачку с картины, висевшей в кабинете Дюперрона. – А потом я случайно услышал один разговор, но все равно не поверил.

– Что за разговор?

– Между хозяином и старухой, ее матерью, – пояснил Буазен. – Та шипела, что, если мсье Рейнольдс по-хорошему не отдаст ей все имущество жены, она во всеуслышание обвинит его в убийстве. Мол, его и так обвиняют в прессе, а после ее заявления ему будет вообще не отмыться. Хозяин, по-моему, был тогда уже совершенно сломлен. Он пытался протестовать, но как-то вяло. В результате старуха выторговала у него не только то, что принадлежало ее дочери, но и многие вещи, которые на самом деле были его – мебель, ковры… На аукционе через посредников он кое-что выкупил обратно, но многое, конечно, пропало.

Шофер умолк и растерянно поглядел на фуражку, которую мял в руках.

– Знаете, я все никак не могу забыть… Она доигрывала пьесу в театре «Фемина», первого июля было ее последнее представление. Вещи были уже собраны для отъезда. Утром второго числа я отвез ее и хозяина на яхту… Отнес чемоданы. День был ясный и жаркий, как все дни того лета. Она обернулась, помахала мне рукой и весело прокричала: «До свиданья, Буазен! Будь паинькой!» Это до нее дошли слухи, что у меня в семье нелады из-за одной дамы… – смущенно потупившись, пояснил шофер. – Рейнольдс помог ей забраться на борт. Одной рукой она придерживала свою широкую светлую шляпку, чтобы ее не унес ветер… Вот ведь жизнь, да? Только что был человек, и вдруг – его уже больше нет…

– Судя по вашему виду, визит прошел не зря, – объявил Видаль, когда баронесса присоединилась к нему в кафе.

– Да, – сказала Амалия и коротко пересказала, что именно ей удалось узнать. – А как ваши дела?

Журналист смущенно улыбнулся.

– По-моему, я просто устал до чертиков, вот и все, – признался он. – Во всяком случае, мне не удалось вычислить человека, который мог бы следить за нами.

– Тогда в машину, – распорядилась Амалия, – и едем к парку Монсо.

– А кто живет возле парка Монсо? – удивился Видаль.

– Ролан Буайе. Кузен Рейнольдса, которому тот предлагал деньги, если верить Еве Ларжильер.

– Вы решили отступить от своей системы? – В голосе журналиста прорезалась ирония.

– Моя система – это я сама, – ответила Амалия. – Будем надеяться, что мы застанем Буайе дома. Хотелось бы успеть переговорить с ним до отъезда в Бордо.

Однако, едва Видаль увидел в особняке возле парка Монсо опрокинутые, растерянные лица слуг, душу его кольнуло нехорошее предчувствие. А когда в гостиной их встретил инспектор Бриссон в мятом пиджаке и с неизменной сигаретой, которая свисала с его нижней губы, стало ясно, что поговорить с Буайе вряд ли удастся.

– Добрый день, – нараспев проговорил инспектор. – Пьер Видаль, если не ошибаюсь? Что-то мы слишком часто стали с вами встречаться.

– Мы искали Ролана Буайе. – Видаль решил, что не имеет смысла пытаться убедить полицейского с пронизывающим взглядом, что они просто ехали мимо и завернули сюда от нечего делать.

– Зачем?

– Хотели поговорить. В чем дело, инспектор?

– Боюсь, теперь вы сможете поговорить с ним только на Страшном суде, – ответил Бриссон. – Ролан Буайе был убит сегодня ночью.

Так… Сначала Луи Тенар, теперь Буайе. И еще липкое ощущение слежки… Скажете, случайное совпадение, дамы и господа?

Куда же ты вляпался, Пьер Видаль?

– Как именно это произошло? – мрачно спросила Амалия.

– Его убили возле дома, когда он возвращался из театра, – ответил инспектор. – Ударили по голове чем-то тяжелым, а потом добили.

– А вещи и деньги?

– Исчезли. Что же вы стоите? Садитесь, мсье Видаль… и вы тоже, сударыня.

В дверь боком протиснулся какой-то тучный одышливый человечек, покосился на журналиста и его спутницу, сказал что-то вполголоса инспектору. Тот кивнул, написал несколько слов на листке, вручил его человечку и показал глазами на дверь. Пятясь боком, как краб, человечек исчез.

– Кажется, я предложил вам сесть, – заметил Бриссон, глядя на седоватого журналиста и его спутницу, даму с безупречной осанкой, которые по-прежнему стояли на ногах.

– Простите, – очень вежливо промолвил Видаль, – но мы, кажется, спешим.

– Нет, – сказал Бриссон.

– Нет?

– Второй день подряд я встречаю вас там, где объявляется труп, – устало ответил инспектор. – Только не надо говорить, что это совпадение.

Видаль обменялся взглядом с Амалией и перешел в наступление:

– Инспектор, вы пытаетесь в чем-то нас обвинить?

– Я пытаюсь лишь понять, что за дело у вас было к Буайе. Или вы опять искали свидетеля смерти той актрисы?

– Вовсе нет, мы собирались просто побеседовать о погоде, – дерзко ответил Видаль. – Вы не имеете права нас допрашивать, инспектор.