«У него сомнения некоторые были, он не сразу присоединился к ленинским тезисам… Он с некоторой выдержкой думал, более тщательно. Ну, а мы были помоложе, попроще подходили к делу, поддерживали Ленина без всяких колебаний и твердо шли по этому пути… Что-то его беспокоило. У него были мысли по вопросу о мире, он размышлял над этим и искал ответы на вопросы… Ленина не так просто было иногда понять».

(В. М. Молотов)

Но в конце концов Ленин благодаря энергии и таланту политика сумел «пробить» свою линию. А зачем плевать против ветра? Тем более что все эти споры не имели реального смысла. На I съезде советов большевики оказались в полном меньшинстве. В Центральный исполнительный комитет (ЦИК) они протащили 58 депутатов из 320, то есть около 18 %. Вошел туда и Сталин. Но толку-то? ЦИК был типичным болтологическим органом. Низовые Советы не обращали на него особого внимания. Кстати, на Первом съезде Советов произошел знаменитый эпизод. На реплику меньшевика Ираклия Геогиевича Церетели «В России нет политической партии, которая говорила бы: дайте в наши руки власть…» Ленин сказал: «Есть такая партия». Собравшиеся весело посмеялись.

Только в 1917 году Сталин проявил себя как политик. И тут проявилась одна его черта – он никогда не лез в дискуссии по вопросам, которые не требуют конкретных решений сегодня или завтра. Что впоследствии ему припоминали большевики из эмигрантов, в том числе и Троцкий. Такую позицию приписывали то ли ограниченности, то ли беспринципности. Хотя и в самом деле – а какой смысл мести языком о том, на что ты не можешь повлиять? Но эмигранты-то много лет только тем и занимались. Многие и не смогли остановиться. Иные – до конца жизни.

Интересны и теоретические изыски Сталина. Он как-то заявил: «Надо откинуть отжившее представление о том, что только Европа может указать нам путь. Существует марксизм догматический и марксизм творческий. Я стою на почве последнего».

Это, пожалуй, лучшее теоретическое открытие Сталина. Если по-простому – это означает, что под марксизм можно подогнать что угодно. Точнее – что надо. Чем Сталин впоследствии и занимался. Благо технику составления проповедей он изучал еще в семинарии. А ведь перед проповедниками во все времена стояла примерно такая же задача – обосновать с христианской точки зрения нужды текущего момента.

Пока Сталин заправлял партийной печатью, Троцкий отправился из Америки к родным берегам. Перед отъездом он заявил на собрании американских социалистов: «Я хотел бы, чтобы вы все более и более укрепляли свою организацию – и в конце концов опрокинули ваше проклятое прогнившее капиталистическое правительство». Стоит отметить, что из русских эмигрантов наиболее упертыми сторонниками мировой революции были те, кто побывал в САСШ. Потому что обстановка там была душевная[24].

27 марта 1917 года он сел на норвежский пароход «Христианиафиорд». У него имелось с собой 10 тысяч долларов, происхождение которых не очень понятно. Одни авторы вспоминают «германский след», другие называют банкира Якоба Шиффа, который финансировал всех российских революционеров. По современным меркам эта сумма примерно соответствует 200 тысячам «зеленых». Для отдельного человека – приличные деньги. Для каких-то действий в России – ничтожная сумма. Троцкому не раз припоминали в 1917 году эти доллары, на что он отшучивался. Дескать, неужели кто-то думал, что революцию в России можно сделать за какие-то вшивые 10 тысяч американских рублей?

Надо сказать, что многие современные авторы однозначно зачисляют Троцкого на роль главного посредника в финансировании революции иностранцами. Хотя никаких реальных данных на этот счет нет. Хотя, как мы увидим дальше, некоторые факты вызывают вопросы…

Спокойного путешествия не получилось, оно продлилось всего шесть дней и прервалось в канадском порту Галифакс. Канада тогда являлась британским доминионом – то есть уже не колонией, но еще не самостоятельным государством. В этом качестве она принимала участие в Первой мировой войне. А британские власти отнюдь не были заинтересованы, чтобы до России доехал известный противник войны Троцкий. Льву Давидовичу, членам его семьи и еще шестерым его спутникам представители властей предложили сойти на берег. Троцкий отказался. Тогда его вынесли на руках. Это был первый подобный эпизод в биографии Троцкого. Но не последний. Заметим, что Лев Давидович эксплуатировал определенный гуманизм своих оппонентов. Его ведь не выволокли и не вытолкали прикладами, а именно вынесли.

«В Галифаксе (Канада), где пароход подвергался досмотру английских военно-морских властей, полицейские офицеры, просматривавшие бумаги американцев, норвежцев, датчан и других лишь с формальной стороны, подвергли нас, русских, прямому допросу: каковы наши убеждения, политические планы и прочее? Я отказался вступать с ними в разговоры на этот счет. Сведения, устанавливающие мою личность, извольте получить, но не более того: внутренняя русская политика не состоит пока что под контролем британской морской полиции. Это не помешало сыскным офицерам, Меккену и Вествуду, после вторичной безрезультатной попытки допроса наводить обо мне справки у других пассажиров. Сыскные офицеры настаивали на том, что я – terrible socialist (страшный социалист). Весь розыск имел настолько непристойный характер и ставил русских революционеров в столь исключительное положение по сравнению с другими пассажирами, не имевшими несчастья принадлежать к союзной Англии нации, что некоторые из допрошенных тут же отправили энергичный протест великобританским властям против поведения полицейских агентов. Я этого не сделал, чтобы не жаловаться Вельзевулу на дьявола. В тот момент мы еще не предвидели, однако, дальнейшего развития событий.

3 апреля на борт „Христианиафиорд“ явились английские офицеры в сопровождении матросов и от имени местного адмирала потребовали, чтобы я, моя семья и еще пять пассажиров покинули пароход. Что касается мотивов этого требования, то нам было обещано „выяснить“ весь инцидент в Галифаксе. Мы объявили требование незаконным и отказались подчиниться ему. Вооруженные матросы набросились на нас и, при криках „sham“ (позор) со стороны значительной части пассажиров, снесли нас на руках на военный катер, который под конвоем крейсера доставил нас в Галифакс. Когда десяток матросов держали меня на руках, мой старший мальчик подбежал ко мне на помощь и, ударив офицера маленьким кулаком, крикнул: „Ударить его еще, папа?“ Ему было 11 лет. Он получил первый урок по курсу британской демократии».

(Л. Д. Троцкий)

Семью оставили в городе под наблюдением полиции. С Троцким обошлись суровее. Его подозревали в крайней мере, англичане так обосновывали свои действия. Поэтому Льва Давидовича отправили в лагерь немецких военнопленных в городе Амхерст. Тут сидели экипажи немецких судов, а также «коллеги» Троцкого – то есть те, кого подозревали в связях с противником.