Однако чем ближе Буран и Белов подъезжали к берегу, тем неохотнее им уступали дорогу. Наконец пришлось остановиться.

— Да, ничего себе задача! — пробормотал Белов, разглядывая высокий противоположный берег, где белые громады зданий, круглые башни и островерхие минареты мечетей стояли вперемежку с неказистыми избенками.

«А заводских труб маловато! Меньше, чем в Туле», — подумал Белов. И снова стал размышлять о своих заботах, которые вынудили его прискакать сюда, в Уфу. Видно, правильно говорит пословица: один в поле не воин. Без помощи местных властей не построить буровую контору в Карасяе. Ведь для этого нужны лес, дороги, люди, жилье и продовольствие для них. Без Уфы никак не обойтись.

Буксирный катер, пыхтя и дымя, привел за собой паром. Толпа на берегу заволновалась. Впереди в толчее опрокинули телегу, громко спорили, ругались и даже пустили в ход кулаки.

— Что ж нам делать? — спросил Белов.

Буран неуверенно посоветовал:

— Может, рискнуть на лодке?

— А коней куда?

— Они за нами поплывут.

— Не потонут?

— Что им сделается!

Лодочник, содрав за перевоз целую трешницу, заверил Белова:

— Не беспокойтесь, товарищи, довезу в целости и сохранности. Сорок лет переправляю. Можете на меня положиться…

Город встретил путников пыльными улицами, вымощенными, вероятно, еще при Екатерине. Двухэтажные, принадлежавшие ранее купцам дома делали Уфу похожей на множество других провинциальных городов. У них был неказистый, простовато-мещанский вид. Только в центре города стояли трех- и четырехэтажные дома с претензией на архитектурное своеобразие.

Дом Башкирского Центрального Исполнительного Комитета, где помещался и обком партии, приютился в тихой и опрятной уличке. Зеленое здание с итальянскими окнами, напоминавшее один из уютных особняков, которых так много в арбатских переулках, резко выделялся среди окружающих его домов.

Отряхнув с одежды пыль, Белов взялся за массивное бронзовое кольцо и решительно открыл дверь.

В приемной секретаря обкома молодой помощник, справившись у Белова о его деле, посоветовал прийти дня через три.

— Сегодня у нас сумасшедший день: бюро, — объяснил он. — А завтра товарищ Алтынбаев уезжает в командировку и вернется только послезавтра.

— Может быть, я могу с кем-нибудь другим поговорить?

— Нет, не сможете. Промышленностью и нефтью занимается сам Алтынбаев.

— А нельзя ненадолго вызвать секретаря обкома?

— Это невозможно! — решительно отрезал помощник, с осуждением посмотрев на Белова.

Оставалось одно: дожидаться, когда Алтынбаев освободится.

В комнате было человек пятнадцать: башкиры и русские, крестьяне и горожане. Удивительно было, что число посетителей не убывало: одни уходили, приходили другие.

Немногие разговаривали вполголоса, остальные сидели молча, напряженно глядя на дверь в соседнюю комнату, куда то и дело вызывали то архитекторов, то строителей, то железнодорожников. Кое-кто подолгу задерживался на бюро, а некоторые, растерянные, красные, выскакивали через несколько минут.

— Ну и бюро, все как из бани выскакивают! — раздраженно проворчал Белов. — Тут и здоровый заболеет.

Сосед Белова утвердительно закивал головой.

— Это вы правильно сказали. Вот, к примеру, возьмите хотя бы меня. Я старый председатель исполкома. Все шло своим чередом, как вдруг про меня появилась статья в областной газете. И название-то какое: «Не позволим спекулировать на плохой погоде!» И вот сижу и дожидаюсь своей очереди. Могут ни за что ни про что дать строгача. А ведь у меня район не хуже, чем у других. Проклятая статья полжизни унесла…

Проводив на бюро старого рабочего, помощник шепнул Белову:

— Изобретатель, зажимают его. Добился-таки, чтобы бюро занялось его изобретением.

В углу сидела группа тучных людей.

— Приезжие. Тоже по линии промышленности…

Так наступил вечер, а потом и короткая летняя ночь.

В комнате было душно. Белов выглянул в окно. Тихо шелестели листья клена. Вокруг электрической лампочки мелькал тополиный пух, совсем как снежинки в свете автомобильных фар. Где-то прогудел паровоз, и стало слышно, как стучат колеса вагонов на железнодорожном мосту.

«Куда это годится — целый день просидеть в приемной!» — подумал Белов, сердясь на Алтынбаева.

И все же он твердо решил не уезжать, не повидав секретаря обкома.

Заседание закончилось в четвертом часу ночи, когда за окном уже посинело небо. Члены бюро расходились медленно, точно нехотя. «Любят заседать!» — усмехнулся Белов.

В эту минуту он был зол на всех.

Худощавый, чернявый человек в очках быстро подошел к окну, где стоял Белов.

— Извини, дорогой, — сказал он, подавая руку. — Дела, дела, и все важные дела, и все неотложные. Посидим тут, там накурено.

Белов подал руку Алтынбаеву, но неприязнь, накопившаяся за целый день, дала себя знать. «Сам щуплый, а голос такой громкий, — подумал он неодобрительно. — И простота, наверно, напускная — в демократы играет. То и дело щурит глаза на собеседника, да меня этим не смутишь. Я не просить, а требовать приехал».

— У меня к вам, товарищ секретарь обкома, целый ворох вопросов.

Алтынбаев закивал головой и вдруг со смешком спросил:

— Что, не удалось уломать Ясави? Он у нас такой — упрямый.

Выдержав прищуренный взгляд секретаря, Белов спокойно продолжал:

— В первую очередь… нам надо построить буровую контору. Кроме того, нужны кадры, главным образом землекопы и строители, лес и в первую очередь пиломатериалы… Транспорт… У меня с собой подробная докладная записка…

— Разговор, как я вижу, основательный и долгий?

— Да.

Алтынбаев, взглянув на часы, ужаснулся:

— Скоро утро. Ай-ай, как засиделись! Вот что… У меня на утро назначена встреча со строителями. Я не люблю опаздывать. Поехали со мной! По дороге все обговорим.

Ничего другого не оставалось делать, как после бессонной ночи следовать за чудаковатым секретарем обкома. Перебросившись несколькими словами с Бураном, Белов сел с Алтынбаевым в старую, пропахшую керосином машину.

В пути Белов все больше досадовал на себя и особенно на своего спутника. Бывают же люди, живущие ради внешнего эффекта. Ему казалось, что Алтынбаев играет в простого мужичка: пиджак из дешевой хлопчатобумажной материи, эта видимость непосредственности в обращении.

Спутник Белова и не догадывался о том, что происходит в душе геолога. Когда выехали на длинную улицу, сплошь застроенную избенками в три окна, Алтынбаев сказал:

— У меня все время такое ощущение, будто я еду на скором поезде и все равно боюсь отстать, не поспеть за жизнью.

— А вам не кажется, что вы один едете в поезде? Весь город спит, даже ночные сторожа и дворники, — сердито пошутил Белов.

— Очень хорошо сказано. Всыпал ты мне перцу! Но имей в виду, что ночью в поезде бодрствует только один машинист, бодрствует, когда пассажиры спокойно спят… Да, секретарь, я тебе скажу, тянет не меньше, чем самый мощный паровоз. А теперь давай лучше поговорим о деле.

Взглянув на невзрачную фигуру Алтынбаева, похожего на старого учителя, испортившего зрение над ученическими тетрадями, Белов подумал: «Не масштабный