— Завел старую песню!

— Вы что человеку сказать не даете? — разъярился кузнец. — Зачем тогда, спрашиваю, нас созвали?

Кабир сердито поднялся из-за стола.

— Слушай, Галлям, убирайся ты, пока не поздно!

С этого и началось. Карасяевцы зашумели, загалдели. И снова пришлось подняться Ясави и крикнуть:

— Будем продолжать или нет?

Когда страсти немного углеглись, подал голос Давлет:

— Надо послушать инженера. Как же мы будем решать, коли ничего не знаем! На что ему нужна земля?

3

Белов никак не предполагал, что из-за земли разгорятся такие страсти. Никогда до сих пор он не ощущал землю конкретной, осязаемой ценностью. Для него, выросшего в городе, земля существовала только для того, чтобы посадить деревья, проложить тротуар или устроить стадион. Он, конечно, знал, что где-то за городом люди выращивают капусту и картошку, что земля растит хлеб. Но ему казалось, что земля, как и воздух, не принадлежит никому или всем вместе. Кто бы вздумал делить воздух? Он никак не мог предположить, что кто-то из-за земли станет возражать против поисков нефти.

Промелькнуло сомнение: не поторопился ли он? Успокоил себя: сейсмологи с некоторыми оговорками (ничего не поделаешь, очень сложная геологическая область!) подтвердили его предположение о том, что нефть следует искать в районе реки Белой. Здесь она более вероятна, чем там, где обосновался Великорецкий. Заручившись их поддержкой, Белов развил лихорадочную деятельность. Он запросил оборудование и вот теперь отвоевывает участок земли у упрямых карасяевцев.

Получив категорический отказ председателя колхоза, Белов настоял на том, чтобы созвали общее собрание. Председатель может не понять масштабов предстоящей разведки, может ошибиться, как и любой человек, но народ никогда не ошибается, он поймет, что значит иметь свою собственную нефть…

И вот Белов стоит лицом к лицу с народом, к совести и здравому смыслу которого он решил обратиться. Он видит суровые лица крестьян. Хотя он и не знает языка, ему понятно настроение собрания. Люди волнуются так, как будто речь идет не о земле, а о жизни и смерти…

Белов попытался поставить себя на место тех, кто сейчас размахивал кулаками и кричал: «Бирмайбыз!» «Может быть, ты посягнул на самое главное право землепашца — на право владения землей? А ради той башкирской земли их предки примкнули к Пугачеву. Не ради ли той же самой землицы они пошли за Лениным?.. А я, чужой, пришел отбирать то, что им отпущено самой природой, заоблачным аллахом и Советской властью… Сколько пролито тут крови и пота… А если я вот поднимусь и скажу им, что ваши карасяевские поля и пастбища вовсе не нужны мне, Белову, но они еще лучше послужат вам, всей Башкирии, всей-всей России?

Неужто не дрогнут ваши сердца? Неужели не заговорит в вас природная мудрость и государственный ум?»

И тут он постарался представить, что произойдет, если он найдет нефть. Как это повлияет на дальнейшую судьбу карасяевцев?

Ответ был один: тогда смерть аулу. Никто не разрешит пахать и сеять среди нефтяных вышек… Ему показалось, что он постиг одну из причин тревоги крестьян.

— О чем говорит этот человек? — спросил Белов у Кабира.

Тот перевел:

— Говорит, что нас трудно обмануть. Инженер, мол, обещает нам свой собственный, карасяевский керосин, но у нас, пусть он это знает, никогда не было недостатка в горючем для лампы… Керосин всегда можно привезти из ближайшего города.

После каждого оратора собрание многоголосым басом гудело:

— Бирмайбыз![19]

— Туктагыз, ипташтар![20] — кричал Кабир.

Это были первые башкирские слова, которые Белов запомнил, и запомнил на всю жизнь.

Кабир перевел речь еще одного крестьянина, хрипло выкрикивавшего какие-то сердитые слова. Шум все нарастал.

И снова по залу прокатились крики:

— Бирмайбыз!

Женщин на собрании было мало. Белов поглядывал на молодую девушку, которую он назвал Кармен. Смелая смуглая красавица, казалось Артему, была не согласна с собранием.

«Одна Кармен на моей стороне!» — усмехнулся он.

Белов внимательно наблюдал за крестьянами. Редко кто из присутствующих сохранял спокойствие. Над головами частенько вздымались кулаки. У оратора синели жилы от напряжения. Председатель собрания Кабир прятал от него глаза, будто стеснялся соседства с ним, с Беловым, против которого были направлены все речи.

— О чем говорит девушка?

Кабир прошептал, чтобы не мешать оратору:

— Это Зифа. Советует уступить вам землю. Но ее никто не поддержит, вот увидите.

Девушке не дали договорить, человек восемь вскочили на ноги, требуя слова. Они кричали, перебивали друг друга, заглушая остальные крики.

— О чем они?

Кабир бесстрастным голосом перевел:

— Говорят, что она не воевала за землю и что, если она хочет, может уступить свой огород… Говорят…

Белов нетерпеливо буркнул:

— Достаточно, все ясно.

Пользуясь внезапно наступившей тишиной, какой-то парень крикнул по-русски:

— Дать землю!

И опять заревели в ответ:

— Не дадим!

Белов подумал про себя: «Ни за что не уступлю! Костьми лягу, а вышки поставлю!»

Он пожалел, что один ринулся в бой. Понял, что не умеет говорить с крестьянами, не знает их психологии. Следовало раньше слетать в Уфу или хотя бы обратиться за помощью в райком партии или в исполком.

Но он не привык отступать. «Если потребуется, проведу десять, двадцать собраний, а в конце концов своего добьюсь».

За столом сидели два упрямых человека. Силы их были неравны. За Ясави весь аул, а за Артемом… Он снова с надеждой вглядывается в лица людей, стараясь найти своих сторонников.

Белов раньше, чем кто-либо другой, заметил Шаймурата, пробирающегося к президиуму. Старик, наверно, хочет что-то сказать Артему. «Ну что ж, послушаем старика», — решил Белов. Он коренной житель и сумеет дать дельный совет.

Но старик не дошел до Артема, он остановился возле сцены, не поднимаясь на трибуну, и повернулся к односельчанам. Собрание насторожилось. Шаймурат никогда не выступал.

— В последнее время не принято прислушиваться к голосу белобородых, — сказал он негромко. — Больше веса стало у тех, у кого самый громкий голос. Если идти по этой тропе, то во главе карасяевцев надо поставить осла. Его никто из вас не перекричит!

Кабир старательно переводил слова Шаймурата. Артем не ожидал такой активной помощи. Старик заставил притихнуть собрание.

— В наше время говорили: если бог хочет наказать кого-нибудь, он отнимает у него разум. Вы сейчас ослеплены. У вас еще не прошел угар радости оттого, что вы стали хозяевами земли. Я понимаю вас. Но в пьяном состоянии не решают большие дела. Я обращаюсь к вашему разуму. Не идете ли вы против своего счастья и против счастья детей? Есть грехи, которые не прощают потомки. Еще скажу одно: вы с инженером разговариваете, как с