В зале ресторана все было подготовлено для гостей. Демченко потребовала, чтобы ей предоставили самый большой сьют в отеле.

– Мы уезжаем через час, – попыталась объяснить Лесия, – зачем вам сьют? Вы не успеете даже подняться в этот номер.

– Мне не нужны ваши советы, – отрезала Татьяна Андреевна. – Я лучше знаю, что успею, а что – нет…

– Но зачем снимать сьют? Если вам нужно переодеться или привести себя в порядок, мы можем снять обычный номер, – предложила Лесия. – Думаю, они готовы предоставить такой номер бесплатно.

– Госпожа Штефанеску, я не привыкла жить в бесплатных номерах, – гордо пояснила Демченко. – Мой помощник обо всем договорится. Можете не беспокоиться, я вас не задержу. Мы уедем вместе со всеми.

Теодореску мотнул головой, показывая Лесии, чтобы она больше не спорила. В конце концов, ничто не может помешать богатому человеку осуществлять свои причуды. Тем более за свой счет.

Подошедший к стойке портье Колесников предъявил кредитную карточку, снял номер на одни сутки и протянул карточку-ключ Татьяне Андреевне. Та забрала ее, кивком головы позвала Илону и вместе с ней, в сопровождении своего телохранителя, вошла в кабину лифта.

– Какая бестактность, – негромко пробормотал Панчулеску. – Если у человека есть много денег, то не нужно их демонстрировать столь вызывающим образом. Она могла снять и одноместный номер, если ей так приспичило…

– У богатых свои причуды, – заметил Дронго.

– Поэтому их везде не любят, – убежденно сказала Катиба. – Я согласна с господином Панчулеску, нельзя вести себя таким образом. Она здесь в командировке и является официальным лицом. И так нарушает общий порядок, передвигаясь по стране на своей машине, с водителем, телохранителем и подругой. Но ей этого мало, она решила еще и показать всем нам, насколько выше нас. По-моему, это глупо.

– Абсолютно с вами согласен, – вздохнул Панчулеску. – Конечно, социализм не был идеальным обществом, и все, что нам о нем говорили, оказалось в результате одной большой ложью… Зато все, что говорили о капитализме, действительно правда. Горькая и неприятная правда.

– Идемте обедать, – позвала Лесия, – у нас по программе еще посещение этнографического и исторического музеев.

– Мы успеем прибыть в Орадя до ужина? – встрепенулся Гордон.

– Обязательно, – ответил Теодореску, – отсюда совсем недалеко до границы, не больше двух часов.

«Почему он так волнуется и все время спрашивает о поездке именно в этот город? – подумал Дронго. – Нужно будет посмотреть, что именно его так интересует в небольшом румынском провинциальном городке на самой границе. Американец играет в какую-то непонятную игру. Почему он решил рассказать мне о письмах, о которых сейчас не хочет даже вспоминать? Почему звонил Вундерлиху еще из Америки? Был уверен, что немецкий профессор получил это письмо? Почему тогда не позвонил остальным? Например, Тромбетти… Нужно будет уточнить у итальянца насчет писем и звонков профессора Гордона».

Мужчины прошли в туалетную комнату, чтобы вымыть руки. Лесия и Катиба исчезли за другой дверью. Когда Дронго выходил из туалета, он увидел Тромбетти, весело беседующего с какой-то женщиной, очевидно румынкой, которая знала итальянский язык. Разговор длился недолго – незнакомку окликнул мужчина, очевидно ее муж, вернувшийся в холл за своей супругой. Она вздохнула и протянула Тромбетти руку. Тот склонился в аристократическом поклоне и поцеловал ее. Женщина еще раз громко вздохнула и вышла из холла, даже не посмотрев на своего мужа.

– Синьор Тромбетти, – подошел к итальянскому профессору Дронго. – Я хотел бы уточнить один вопрос. Вы не получали никаких писем перед приездом в Румынию?

– Я получаю много писем, – усмехнулся Тромбетти. – О каком именно письме вы спрашиваете?

– Вас должны были предупредить об опасности поездки в Румынию.

– Какой опасности? Вы считаете, что кто-то мог заранее знать об убийстве госпожи Лунгул?

– Возможно, вас хотели предупредить.

– Ничего подобного не было, – продолжал улыбаться Тромбетти.

– И профессор Гордон не звонил вам насчет такого письма?

– Нет, не звонил. А почему он должен был мне звонить?

– Возможно, он узнал о нем раньше вас.

– Нет. Он мне не звонил.

– Извините. Значит, я ошибся. – Дронго отошел от итальянца.

Выходит, Гордон не звонил остальным. Тогда получается, что он заранее знал, кому именно пошлют эти письма. Господин Гордон совсем не прост, комиссар Брюлей был прав.

Эксперт вошел в зал ресторана, где уже рассаживались гости. Гордон оказался напротив Дронго и явно избегал его взглядов. Было заметно, как он нервничает. Тедореску встал и осмотрелся. Все были на месте, кроме поднявшихся наверх Татьяны Андреевны и Илоны. Начинать без них было неудобно, не начинать – просто неприлично. Он колебался.

– Может, послать за ними? Или попросить портье позвонить им в номер, – предложила Лесия.

– Не нужно, – поморщился Теодореску, – это вызовет еще большее отторжение. Давайте немного подождем.

– Дух Эужении витает над нами, – негромко проговорил Панчулеску. – Она бы не позволила нам ждать этих дамочек, которые так откровенно игнорируют нашу группу.

– Не забывайте, что Демченко официальный представитель своей страны, – напомнил Теодореску.

– Именно поэтому она должна вести себя соответствующе, – буркнул Панчулеску.

Ожидание затягивалось. Теодореску посмотрел на часы. Подняв голову, поймал взгляд Лесии и спросил:

– Что я могу сделать?

Лесия встала и вышла из зала. Блеснула ее заколка в виде дракона, которую она почти всегда надевала, чтобы собрать волосы. Все гости молчали.

– Есть хочется, – заметил Тромбетти. – А вдруг у госпожи Демченко или у ее подруги диарея? Мы будем ждать, пока они поправятся?

Некоторые мужчины рассмеялись.

– Это безобразие! – произнес Уислер. – В конце концов, мы все находимся в одинаковом положении, даже если ее муж такой известный олигарх. Полагаю, что дальнейшее ожидание будет просто глупостью с нашей стороны или проявлением лакейства, что одинаково неприемлемо.

– Давайте начнем, – предложил Панчулеску, – они сами виноваты, что опаздывают.

Сиди Какуб, сидевший рядом с Дронго, наклонился к нему и спросил:

– Вы ничего не чувствуете?

– А что именно я должен почувствовать?

– Как они все ненавидят этих женщин, – пояснил Сиди Какуб. – Я не удивлюсь, если сейчас откроется дверь и вошедшая госпожа Штефанеску объявит, что обе дамы задушены или убиты.

Дронго посмотрел ему прямо в глаза. Невозмутимое лицо и смеющийся взгляд. Неприятное сочетание.

– Не нужно так шутить, – отвернулся он.