Возвращаемся домой.

Итак, сентябрь, пять утра, светает. Зубная щетка хрен-его-знает-где. (Впрочем, и все остальное по коробкам.) Сижу на диване, поджав ноги. Ремонт – через месяц.

Пепел стряхиваю на справку из больницы.

Угу.

Пью, курю, а по утрам – бадья кофе.

Потому что зло и нервно. Никаких давлений, тахикардии и прочего. Нос холодный, настроение паскудное. Не болею.

Выздоровела.

Из зеркала лыбится Катечкина.

Ур-р-ра!

Да, кстати… Фасолец научился говорить «пистуй».

Но это не то, что можно подумать. Просто сок кончился.

В жизни каждой женщины должен быть хотя бы один дежурный идиот, воспоминания о котором вгоняют в тоску и заставляют философски относиться к заскокам нынешнего бойфренда. Честно говоря, мой собственный бестиарий настолько многообразен, что выбрать из него уникума достаточно сложно. Тут были и «борцы с курением и красным лаком для ногтей», и желающие забрачеваться опосля первой свиданки, и даже один поборник чистоты речи затесался.

Даже не знаю, о ком и рассказать.

Хуже всего, конечно, спортсмены и военные. Так, один курсант из Суворовского мог меня часа по три кряду на бульваре выгуливать. Ему-то хоть бы хрен – он на караулах по полдня стоит и посему имеет весьма морозоустойчивую жопу. А то, что моя задница военному делу не обученная, ему даже в голову не приходит. У них, у военных, режим: от забора до заката. Со спортсменами еще чище. Гулять, конечно, нигде не надо, но три часа на бульваре просто-таки мышиный писк по сравнению с тремя часами спортивного зала, затраченными на просмотр какой-нибудь длиннющей тренировки. Помнится, сидишь, за перилки держишься, а в голове совершенно неспортивная мысль о том, что «только бы тебе, козлине, в первом раунде насовали, тогда к 19:00 домой успеем».

Ну да это все лирика. Потому что заглавного своего идиота я все-таки вспомнила. В миру его звали Павел Николаевич Грищук, во дворе – Пауль, а у меня дома не иначе как Дрищук. Вообще, когда-то у меня был пост о том, что мечты-всей-жизни не должны реализовываться. Во-первых, стимул теряется, а во-вторых, осознание того, что всю собственную жизнь вы мечтали о каком-то дерьме, оптимизма не прибавляет. Так же получилось и с Пашей.

Не помню, каким именно ветром его занесло в нашу компанию, зато отчетливо помню, что ценностей у Пауля всего две было. Первая – недюжинный рост, а вторая – ничем не мотивированная любовь к подруге моей Вобле. Совокупность этих выдающихся качеств довольно долго не давала мне покоя и приводила в крайнее недоумение. Дело в том, что в Вобле не было ничего примечательного, окромя прозвища. Последнее приклеилось к ней за меланхоличный нрав в сочетании с нулевым бюстом и некоторой вытаращенностью взгляда и отклеиваться не желало, хоть ты тресни. Мы делали ей макияж, засовывали подплечники в лифчик и даже челку красили пергидролем – рыбный имидж оставался непоколебим. Поэтому Паша, избравший Воблу объектом обожания, немало удивил девчачий консилиум.

Любовь продолжалась четырнадцать дней. К концу второй недели, когда Вобла совсем захорошела и перестала пахнуть окияном, во мне проснулся отравитель. Я поняла, что, если немедленно не уберу эту зарвавшуюся рыбину с горизонта, никакой жизни мне, Катечкиной, не будет. И пока остальные девочки радовались счастливой судьбе подружки, я рыла глубокую яму, чтобы определить туда вновь сложившуюся ячейку общества и смачно плюнуть на крышку гроба.

И вот знаете, что я вам скажу? Чужого брать нельзя. Будь то хозяйская коза, филиал Швейцарского банка или подружкин воздыхатель. Если оно не твое – лапы прочь, соседским караваем сыт не будешь.

Ну да это все опять же лирика.

Действовать напрямую было нельзя. Настоящая женская дружба предполагает излитие яда исподтишка, а лучше даже ночью. Ночью я и воспользовалась. Дело в том, что у Воблы была чрезвычайно нравственная бабушка, которая устанавливала время досуга до 23:00 и ни минутой позже. Стоило задержаться хоть на секунду, как старушенция тут же выползала на мостик и громко орала: «Таня-я-я-я, домо-о-о-ой», вколачивая последний гвоздь в и без того фиговый имидж своей внучки. Так вот, дождавшись, когда Вобла с Паулем попрутся к дому, точно змий-искуситель поползла я по их следу. План захвата цели был прост: «случайная встреча – пойдем погуляем – у меня такая тяжелая жизнь – на самом деле я конечно же одинока – а та армия жаждущих, которая завтра набьет тебе морду, сделает это вовсе не из за меня – про суку придумали злые враги – как повезло Вобле, что она встретила такого замечательного человека, – на моем пути попадаются одни мерзавцы – им никогда не понять моей тонкой души – иной раз я не хочу есть детей, но так уж получается – про суку придумали злые враги – нет, как все-таки повезло Вобле».

Когда порядком облапошенный клиент скурвился и сказал, что всю свою жизнь, все эти долгие и сложные семнадцать лет искал только меня, а Вобла была лишь случайным эпизодом на фоне нашей судьбоносной встречи, я поздравила себя с окончанием репризы и искренне пожалела об упущенной театральной карьере.

– Ах, что же мы теперь будем делать? – захлопала я глазами. – Неужели ты думаешь, что я могу так поступить со своей подругой?

Должно быть, витавшие над моей головой демоны от смеха наваляли Паулю за шиворот, потому что в эту самую секунду он взял меня за руки и трагическим голосом сказал:

– Катюшенька, не переживай. Тебе и так тяжело. Лучше я сам с ней поговорю.

– Да, милый, наверное, это лучшее решение, – всхлипнула я, подумав про себя о том, что, когда разъяренная Вобла будет драть Ромео волосы и царапать окуляры, только последний идиот возжелает находиться рядом.

– Наверное, Татьяна поймет.

Татьяна не поняла. Впрочем, это неудивительно. Удивительно, что, невзирая на меланхоличный нрав, Вобла развила бурную деятельность, подключив к процессу моего экс-бойфренда и парочку сочувствующих. Короче, когда Ромео заявился ко мне наутро, его лицо напоминало дыню-«колхозницу», по которой проехал фашистский «тигр». Впрочем, сотрясение мозга любви не помешало, а вовсе даже наоборот.

– Я, Катюша, жизнь за тебя отдам, – прошипел Ромео и сделал поступательное движение вперед.

«Еще и идиот», – подумала я и зажмурилась.

К сожалению, в те времена я не знала, что «еще и идиотов не бывает», ибо идиоты – они от рождения и до вставной челюсти кукушат ловят.

Реабилитироваться в глазах компании и оправдать покражу бойфренда у подруги можно было только одним способом, которым я и воспользовалась. Заявившись к друзьям на следующий день, я громогласно объявила, что отныне Дрищук – моя любовь, официальный бойфренд и если я о чем-то в этой жизни мечтаю, так это забрачеваться с Дрищуком и народить немереный выводок Дрющенят. И хотя при последней фразе меня скривило, а демоны сверху захохотали еще громче, моя пламенная речь была принята одобрительно, и даже Вобла кивнула. Правда, в мужской части общества новость приняли по-своему, и Пауль несколько раз словил по разгоряченной любовью физиономии, но тем не менее «в отверженные» мы не попали.