Пип очень серьезно воспринял данное ему поручение охранять дом Вулфейна, пока остальные ищут Ллис. Именно поэтому всю ночь он только слегка дремал. А теперь, когда забрезжил рассвет, сна у него не было ни в одном глазу. Он устроился в том положении, к которому привык за время болезни. Он сел на матрасе и прислонился спиной к каменной кладке, выложенной вокруг камина.

Осторожно потрогав громадными руками больное колено, он обнаружил, что опухоль спала. Чтобы проверить, насколько он выздоровел, он осторожно поднялся на ноги. Хотя нога не окрепла, боль почти прошла.

Слуги, выполнявшие работу по дому, еще не появились, чтобы затопить угасший камин, и в зале было прохладно. Чувствуя себя неуклюжим и желая сделать что-нибудь полезное, Пип взял металлический прут и расшевелил угли, тлевшие в камине. Показались крохотные язычки пламени, и он положил поверх разгоревшихся углей несколько поленьев, сложенных рядом с камином. Он совершенно не учел, что производимый шум может кого-то разбудить.

– Доброе утро! – тихонько окликнула его Мейда из своего темного угла, где она чувствовала себя в большей безопасности.

Даже для того, чтобы заговорить, ей потребовалось собраться с духом и мобилизовать всю свою решимость. В недалеком прошлом за подобный поступок ее нередко награждали тумаками. Однако, проведя некоторое время в этом доме, она начала понимать, что подобное поведение вовсе не в обычае его обитателей… за исключением самозванки, которая пригрозила отомстить ей, если она расскажет то, что колдунья хотела скрыть. Мейда знала, что это не пустые угрозы, и держала язык за зубами.

Удивленный тем, что робкая девушка заговорила, Пип резко обернулся, так что больное колено запротестовало. Но через несколько мгновений резь в колене утихла, и на губах Пипа появилась веселая улыбка. Он понял, что это были первые слова, которые девушка сказала лично ему.

– Доброго утра и вам, миледи, – и он так галантно поклонился ей, словно она была королевой.

Мейда поняла, что он шутит, и на губах худенькой женщины, непривычной к ласковому обращению, появилась робкая улыбка.

Ободренный тем, что его слова были приняты так благосклонно, Пип попытался втянуть ее в разговор.

– Я от души надеюсь, что вам спалось лучше, чем мне.

Улыбка на губах Мейды угасла, и на ее бледном личике отразилась тревога. Пип пожалел о сделанном замечании. Оно казалось ему вполне невинным: он знал, что последние несколько ночей Мейда спала очень крепко. Пип подозревал, что из-за болезни ребенка или же из-за своего жестокого хозяина, она давно не высыпалась как следует. Он надеялся, что напоминание об улучшении ее жизни вызовет теплый отклик и можно будет немного поговорить, и страшно смутился, когда понял, что его слова восприняты совершенно иначе.

– Господи, как же я неловок! – Рыжие легко краснеют, вот и Пип покраснел так сильно, что это было заметно, хотя он стоял спиной к огню и его лицо освещал лишь ранний рассвет. – Прошу прощения за слова, вызвавшие неприятные для вас воспоминания.

Мейда была поражена тем, что этот человек стыдится того, что огорчил ее. На губах ее вновь появилась робкая улыбка. Она тихонько ответила на его вопрос:

– Я проснулась только один раз, когда появился ваш друг Седрик.

Похоже, что у такого громадного мужчины, как Пип, душа была нежной. А жизненный опыт Мейды говорил о том, что это большая редкость среди воинов, ведь она долгое время была слишком близко знакома с мужчиной гораздо меньше Пипа, но очень жестоким. Этот контраст был настолько очевиден, что девушка сделала вывод: рост мужчины и его жестокость никак не связаны.

Она неожиданно поняла, что задумалась и давным-давно пристально смотрит на мужчину, которому неловко от ее взгляда. Поэтому она рискнула задать важный вопрос, который, как она думала, должен был его отвлечь.

– А те, кто вернулся, принесли ли они какие-нибудь новости о Ллис?

В ответ Пип лишь печально нахмурился и отрицательно покачал рыжей шевелюрой. Из шести мужчин, отправившихся на поиски Ллис, вернулся только Седрик. Он вернулся темной ночью и надеялся, что другим повезло больше, чем ему. А обитатели Трокенхольта ждали вестей, и в них росло не только беспокойство за Ллис, но и за тех, кто ушел еще засветло. Уже был близок рассвет, а они все еще не вернулись.

Пип взглянул на закрытые ставнями окна. Сквозь трещины в досках пробивался все более яркий свет. Скоро взойдет солнце. Отсутствие известий о муже, приемных детях и дедушке лишь увеличит беспокойство леди Брины. Хорошо еще, что она пока спит. Она не легла до тех пор, пока не вернулся Седрик.

– Если бы что-то случилось, как бы вы об этом узнали? – спросила Мейда.

У нее были основания для беспокойства. О том, что опасность приближается к Трокенхольту, она была осведомлена гораздо лучше всех его обитателей, так уютно устроившихся в своих домах.

Пип видел, что его собеседница напряглась, и решил ее ободрить улыбкой.

– Тот, кто добьется успеха, дважды протрубит в охотничий рог. У лорда Вулфейна рог очень большой и очень громкий, его далеко слышно. У лорда Адама рог поменьше, и звук его выше. Люди, охраняющие палисад, и те, что расставлены по краю леса, все время настороже, они прислушиваются. Если от кого-нибудь из господ поступят три коротких сигнала, им на помощь выйдет вооруженный отряд.

– А откуда вы знаете, может быть, их уже услышали?

– Ну, мы бы уже знали об этом!

Пип подумал, что нужно ее успокоить, а для этого лучше всего перевести разговор на что-нибудь более приятное. Медленно приблизившись к девушке, чтобы не испугать ее, он протянул ей руку.

– Здесь, в углу, холодно. Идите погрейтесь у огня. Мейда не решалась принять это предложение и недоверчиво изучала протянутую ей руку. Ей довелось вынести столько побоев, что нелегко было довериться такому простому жесту.

Пип сумел совладать со своим обычным нетерпением и ждал, пока она рассмотрит его руку и убедится, что от него ей не стоит ждать ударов. В конце концов он победил, по крайней мере, девушка перестала бояться его. Она не съеживалась при его приближении.

Все еще настороженная, Мейда вложила свою худенькую руку в широкую ладонь Пипа и позволила отвести себя к огню, где Пип очень галантно устроил ее на своем мягком матрасе.

Желтые и оранжевые языки пламени, которое воскресил Пип, весело плясали, согревая комнату. Пип опустился рядом с девушкой, впитывая благодатное тепло. Девушка говорила мало, но Пип за словом в карман не лез. Весело смеясь, он рассказал ей несколько историй, приключившихся с ним, его восемью братьями и тремя сестрами.

– Мама у нас удивительно трудолюбивая, – говорил он, и в голосе его звучала неподдельная любовь к своим близким, к братьям и сестрам. – Даже в те годы, когда урожай очень плох, она умудряется поставить на стол довольно еды, чтобы утолить здоровый аппетит многочисленного семейства. Но, конечно, она следит за тем, чтобы ее дочери работали так же упорно, как и она сама. Если еды много, они засаливают мясо в бочках, сохраняют зерно и фрукты про запас. – Пип взглянул на девушку и увидел, что она увлечена рассказом о его домашних делах.