— Тоже мне воспитатель нашелся, — Алина презрительно усмехнулась. — А это.., ты не врешь, что Кислый — туберкулезник?

— Я не имею привычки обманывать красивых девушек. Глупая, остеречь тебя хотел. Ему, думаешь, как квартиру-то в этом доме дали?

— Он сказал, сам купил, бабок уйму потратил.

— Держи карман. Ему как больному отдельную выделили однокомнатную. Бесплатно. Значит, твое последнее слово: не знаешь этого Бортникова?

— Не знаю, — тихо сказала Алина. — И как его убивали там, на лестнице, не видела и не слышала.

— Может, этот твой клиент что-то видел, оттого и сбежал?

— Может. Может, он это видел, а может, и что похуже.

— Как это понять — похуже? — спросил Свидерко. — Что может быть хуже убийства?

Но Алина снова не ответила. Позже, когда диктофонную запись этого допроса прослушивал Никита Колосов, он отметил, что его московский коллега закончил беседу с гражданкой Вишневской на этой весьма странной ноте. А ведь никаких странностей вроде бы и быть не могло в пусть и запутанном на первый взгляд, но все же вполне обычном деле о краже денег и убийстве из корыстных побуждений.

Катя разложила фотографии на диване. Похоже на пасьянс. Результаты негласной оперативной съемки. Интересно, как ее делали? Скорее всего, из машины. Все жильцы четвертого корпуса сняты на улице в верхней одежде у подъезда. Кто входит, кто выходит. Броуновское движение. Но тот, кто вел наблюдение, постарался — снимки качественные, планы крупные, возможно, это даже распечатка кадров видеопленки.

Катя смотрела на лица на снимках. Потом смешала «пасьянс» и спрятала фотографии на дно сумки с вещами. Ладно. Никита сказал: действуй по обстановке. А это значит — крутись как умеешь. И любая информация важна. Вот так.

После завтрака она оделась и решила пойти прогуляться. При свете дня еще раз осмотреть дом, двор, окрестности метро «Сокол». Она закрыла квартиру (с этими чужими ключами такая морока!), вызвала лифт. В этом доме лифт был самый обычный, слегка подретушированный косметическим ремонтом, однако он имел, на взгляд Кати, одну неприятную особенность: лифт, даже если он уже был кем-то занят, легко можно было остановить на любом этаже, нажав кнопку вызова.

Вот и сейчас лифт спускался и остановился на пятом этаже, когда его вызвала Катя. Двери открылись, и… Катя увидела в кабине страстно целующуюся пару. Влюбленные были совсем молодыми: худенькая брюнеточка, похожая одновременно на птичку и на червячка на ножках, и такой же худенький, щуплый, под стать ей шатен лет двадцати. Оба были в пуховых спортивных куртках. Она в белой, он в черной.

— Ой, — пискнула брюнеточка. — Ой, Колька, прекрати! Извините.

— Пожалуйста, я потом поеду. — Катя даже отступила от лифта, давая понять, что третий в тесной кабине — совершенно лишний.

Это были супруги Васины с шестого этажа, и никто больше. На оперативном снимке, кстати, они тоже целовались, только не в лифте, а в машине — новеньком красном «Иже», кое-как украшенном самодельным тюнингом.

Выйдя из подъезда, Катя увидела Васиных снова — у «ракушек». Там был припаркован красный «Иж». Васин открыл машину, и его жена вспорхнула на переднее сиденье. Пока мотор прогревался, Васин не терял времени даром. Он снова заключил свою половину в объятия.

Катя хотела сделать вид, что ей эта сладкая парочка до лампочки и она уже идет со двора по важным, неотложным делам. Но тут вдруг в арку въехала еще одна машина: «Газель»-фургон с надписью «Комнатная флора, озеленение, благоустройство». Водитель остановился прямо у подъезда четвертого корпуса и по мобильному позвонил кому-то. Через пару минут из подъезда появился еще один жилец, знакомый Кате по фотографиям. Вместе с водителем фургона он начал выгружать и заносить в подъезд горшки и кадки с цветами.

— Простите, девушка, если вам не трудно, секундочку подержите нам дверь, пока мы все в лифт не затащим, — вежливо попросил жилец Катю.

Фамилия его была Сажин. На снимке он был в кожаном черном пальто с меховым воротником. А тут спустился во двор только в свитере и потертых джинсах. Сажин был очень высокого роста, наверное, метр девяносто. Широкоплечий, костистый, долговязый.

Катя подержала дверь подъезда, чтобы ее не захлопнул замок-магнит. Сажин вместе с водителем с усилием втаскивал по лестнице к лифту тяжелую кадку с огромной пальмой-драценой.

— У вас тут настоящий зимний сад, — сказала Катя, разглядывая и цветы, и соседа. — Вы, наверное, ботаник?

— Я дилетант-надомник, — Сажин улыбнулся. — Девушка, а вы.., вы из этого подъезда? — Да, ваша новая соседка. Вчера только въехала. Ой, какой кротон! У него листья сейчас зеленые, а потом станут пестрыми, красными. А этот какой красивый. И уже с бутонами, скоро зацветет. Это что за цветок?

— Сам не знаю, но красивый, сойдет. С новосельем вас. — Сажин пошел к фургону и расплатился с водителем. Затем, захватив еще два горшка с растениями, вернулся, улыбаясь, поблагодарил Катю и повез свой «сад» на четвертый этаж.

А Катя наконец-то покинула двор и взяла курс по Ленинградскому проспекту к метро. Дошла до «Сокола». Очень быстро, за пять минут. Вот и все. В эту сторону маршрут короток. Заглянула в гастроном на уголке. У прилавков толкался народ. Катя подумала: этот гастроном у «Сокола», наверное, единственный в Москве магазин, где есть очереди. Небольшие, но все же очереди. А все потому, что магазин очень узкий и все пространство забито прилавками.

Она купила пачку чая, сыр, куриные котлеты, виноградный сок. Затем отправилась в кондитерский отдел и сразу нацелилась на берлинские пирожные. Надо чем-то запастись к чаю. Возможно, вечером после работы заглянет Мещерский. Даже наверняка заглянет.

Погода была ветреной. Проспект продувался, как аэродинамическая труба. Выйдя из душного магазина, Катя сразу как-то вся продрогла. И поплелась домой. «Ну вот, прошлась, осмотрелась, — думала она вяло. — Соседей повидала. Все заняты своими делами. Мальчишке Васину и его девчонке, кажется, наплевать на всех, они заняты только собой. Молодожены, наверное. А Сажин с четвертого этажа какой-то цветовод-любитель».

Она вспомнила, что Сажина, судя по данным справки, зовут Евгений Павлович, лет ему под сорок. Выглядел он на свой возраст. И чем-то был похож на киноартиста. Такие типажи в восьмидесятые годы выбирали режиссеры на роли героев «нашего времени» в производственно-бытовых мелодрамах про стройки, про завод или про БАМ.

Во дворе Катя опять помедлила у подъезда. Что ж, ничего такого — самый обычный дом, самый обычный двор. И что ей вчера вдруг померещилось? Вон скамейки, занесенные снегом. Летом тут, наверное, заседают пенсионеры, судача о болезнях и ценах. Вон облезлая детская карусель, тоже вся в снегу. Весной ее будут красить. Вон тополя. Старые, корявые. В июне, наверное, все окна, выходящие во двор, нельзя открыть из-за летящего пуха. Вон сиротливо стоит в центре двора одинокая береза. На ней словно черные шары — вороньи гнезда. И сколько же здесь машин понаставлено! И это среди бела дня, когда жильцы разъехались по делам, на работу. Что же творится здесь вечером?