потому, что я не принадлежу ни к какой партии, а значит в делегации был бы не избранным какой-то партией, а кооптированным делегатом. А что Любарс вспомнил меня, так это потому, что познакомившись в плену с Петрусем, слышал, что он сын помещика, издателя украинской несоциалистической газеты, что и сказал мне Любарс, когда нас познакомили в клубе. У этого Любарса Скоропись узнал, что немцы задумали для поднятия сельского хозяйства на Украине издавать в каждой губернии агрономический еженедельник и опросили своих провинциальных комендантов — на каком языке должен печататься этот еженедельник. Коменданты, расспросив своих знакомых, очевидно, помещиков и местных немцев колбасников и торговцев, сообщили, что язык должен быть русский; может, они и крестьян спрашивали, а те, думая, что немцы хотят на немецком издавать, сказали тоже, что по-русски, а скорее всего, что крестьяне, которых спрашивали, и не знают, что уже есть газеты и книги печатные на том языке, на котором они говорят, и что тот язык называется украинским. Скоропись настаивал, чтобы Любарс повлиял, чтобы эти еженедельники печатались на украинском языке, но Любарс думает, что можно будет добиться только того, чтобы параллельно с русским был и украинский язык. Но я боюсь, что переводы на украинский язык будут делать какие-то галичане и в результате действительно русский текст будет более понятен крестьянам, чем украинский и, после анкеты читателей, немцы будут издавать на одном русском языке, потому что это значительно снизит расходы на издание, которые, при теперешних ценах, будут немалые.

Я просил Скоропися направить немцев в т-во «Агроном»{226}, которое издает «Ріллю»{227}, то, может быть, «Агроном» возьмется руководить изданием этих еженедельников по районам.

Если бы правительство было в украинских руках, то это все легко сделалось бы, а теперь, когда министром земельных дел — Колокольцов, который не признает украинского языка, даже, как говорят, насмехается над ним, дело национальное обстоит почти так же, как при самодержавном правительстве.

Вот только что узнал, что немцы послали гетманскому правительству по поводу увольнения Скоропися ноту, и правительство тотчас же ответило, что это недоразумение, и виной этому товарищ министра Воронович, а правительство и в мыслях не имело вмешиваться в дела Холмщины, которая немцами еще не передана украинскому правительству. Пожалуй, инцидент на этом и закончится и это правительство таки останется и будет дальше вести политику собирания Руси. Восстание, на которое надеялись эсеры, не выгорело, правда, местами до сих пор имеет место аграрный террор — жгут и убивают не только крупноземельных панов, а и мелких панков, но заметно, что народ уже устал и хочет покоя, а главное, что село резко разбилось на два враждебных стана — бедноту и зажиточных, — и не выступает уже одним фронтом, а потому немцы легко его обезоруживают и обесхлебливают. На западном фронте немецкие дела тоже идут хорошо: вот-вот возьмут Париж, так что им нечего заботиться о том, чтобы у них любой ценой были особенно хорошие отношения с украинским крестьянством, они теперь (…) на свою силу и так «обнаглели», что заботятся только о том, чтобы вывезти с Украины больше хлеба, сала, шкур, мыла и всяких продуктов.

6 июня

Вчера, узнав от министра иностранных дел Д.И. Дорошенко, что гетман предложил Михновскому занять должность его личного секретаря[55], но Михновский колеблется, я поспешил к Шемету, у которого живет Михновский, чтобы уговорить его, чтобы он не отказывался от той должности, потому что я давно говорю, что Михновскому надо было занять пост министра двора. Оказалось, что я уже опоздал: Михновский говорит, что прежде чем отказаться, он собрал совещание из представителей всех партий, входящих в СУП, и на этом совещании было решено, что Михновскому не следует принимать ту должность, потому что она зависит лично от самого гетмана, и он может через какое-то время и уволить Михновского и таким образом он, не сделав ничего для Украины, посрамит себя на века, потому что ему будет поставлено в вину то, что он пошел на услужение к гетману в то время, когда правительство гетманское вело обрусительную политику. На это я заметил, что он мог бы влиять на ту политику, если бы выгнал из гетманского окружения тот русский элемент, который сейчас наставляет гетмана на сближение с Россией. — «Но я совсем не хочу играть роль вышибалы при гетмане, — заметил Михновский. — Я — человек общественный и хочу вместе с другими украинцами работать в украинском правительстве».

Михновский, очевидно, все же надеется, что ему поручат составить кабинет или дадут какой-то портфель, потому что гетман говорил С.Н.Шемету, что вскоре должны произойти какие-то изменения в кабинете.

В разговорах о гетманском перевороте выяснились два интересных факта, которых я не знал. По словам Кушнира{228}, за некоторое время до переворота майор Гассе, который служит при здешний немецкой комендатуре, предлагал эсефам устроить переворот с помощью немцев и отобрать власть у эсеров, но эсефы не согласились: я об этом предложении слышал от Никовского, но в то время ходило столько всяких слухов, вероятных и невероятных, что я не придавал этому серьезного значения. А Михновский рассказал, что он, узнав о предстоящем перевороте и договорившись с самостийниками, обратился к эсеровскому комитету с предложением провести реконструкцию правительства. Распустить Ц. Раду и передать власть комитету из тридцати душ, в котором должно быть только 20% социалистов, и отменить универсал о социализации земли, сформировать новый деловой кабинет, в который социалистов входило бы не более 20, и выбрать кого-то диктатором, а через шесть месяцев созвать парламент, которому и передать власть. Михновский говорит, что эсеры вроде бы и ничего не имели против такого переворота, но никак не могли помириться на личности диктатора, тем паче, что они никак не верили в то, что немцы их сбросят, однако подробностей про это не захотел рассказать и закончил так: «После этой попытки еще раз вмешаться в политику я решил навсегда от нее отказаться и выехал из Киева, чтобы меня не выслали организаторы переворота 29 апреля, то есть крупноземельные паны, как меня уже высылали эсдеки Винниченко и Петлюра».

— Как, когда Вас высылали? — спрашиваю.

— Вы не были тогда в Киеве, поэтому не знаете, что меня выслали в сентябре те два уважаемых пана эсдека за то, что я, милостивый государь, начал еще в апреле организовывать украинскую армию, то есть толкал украинский народ на тропу милитаризма, что противоречит эсдековский программе.

— Но мне не верится, чтобы Винниченко высылал