Но ее никто не слушал. Все стояли кольцом возле Атаманова, который держал в руках меч и круглыми глазами разглядывал клинок. От удара по ятагану темный налет с лезвия отлетел, и обнажилась, заблестела синяя полоска чистого металла, на которой смутно виднелись славянские буквы.

– Что написано? Что? Что? – наседали на Серегу со всех сторон. Но при тусклом свете лампочки тот, как ни старался, не мог разобрать надпись.

– Завтра все прочтете, – наконец решил Пантелеич. – Утро настанет, при свете и разберетесь. А чичас – по койкам, архаровцы! Ночь-полночь, всех тараканов мне перепугали! А оружию сюда дайте, пусть у меня полежит от греха подальше.

С этими словами Батонов дедуля сгреб мечи в сумку и, кряхтя, поднял ее на печь.

– Радикулит у него, видите ли… – пробормотала сердитая Полундра, насильно увлекаемая Белкой в темную комнату. – Симулянт старый… Серега, ты спишь уже?

– Сплю! – раздался свирепый голос с раскладушки. – И ты спи, Батый хренов… Училась бы лучше того… кашу варить.

На такой неутешительной ноте Юлька и заснула.

Утром под окнами заверещал автомобильный гудок. Юлька вскочила первая и прижалась носом к окну. Там стоял ясный денек, рябина в палисаднике бодро топорщилась остатками листьев и красными кистями, и о вчерашнем дожде напоминали только капли воды на ветвях куста сирени. За забором виднелась белая крыша подъехавшей «Волги». Полундра присмотрелась и заорала:

– Рота, подъе-о-ом!!! Кажется, Петрович за нами приехал!

Все вскочили, завопили и забегали. Батон тут же вспомнил, как в пять утра кто-то звонил ему на мобильный и спрашивал дорогу до Михеева, но Андрей был полностью уверен, что ему это приснилось. Через минуту, впрочем, выяснилось, что приехал не Юлькин дед Петрович, генерал в отставке, а его старший внук и Юлькин двоюродный брат Пашка, математик и компьютерный гений. Этим летом восемнадцатилетний Пашка приехал из Иркутска поступать в университет, поступил сразу на второй курс факультета информатики и обитал в студенческом общежитии, как ни уговаривал его Петрович не позорить семью и жить дома. Но Пашка отговаривался тем, что из общаги ближе ездить на занятия, и появлялся в квартире на Восточной улице только по выходным.

Пашка вошел в дом, стукнувшись лбом о притолоку, и весело поприветствовал всю компанию:

– Здорово, шелупонь! Перебудил всех, что ль?

– Ты чего явился-то? – не отвечая на приветствие, прошипела Полундра. – Я же сказала по-человечески: сами приедем, не маленькие.

– Вот и я ей то же самое говорил! – хохотнул Пашка, двигаясь в сторону и пропуская в дом Соню, Белкину старшую сестру. – А она: «Дети одни где-то в лесу, я волнуюсь, у меня концерт, едем, едем…» С вами спорить – застрелиться легче!

Соня, очень хорошенькая в узких джинсах и коротком белом пальто, только улыбнулась и поискала глазами сестренку. Ухаживать за Соней, своей ровесницей, Пашка начал с первого дня их знакомства и, доказывая серьезность своего чувства, даже соглашался посещать Сонины фортепьянные концерты в консерватории, что было нешуточным испытанием для человека с математическим складом ума. И Соня в конце концов это оценила: они встречались уже четвертый месяц.

– Со-о-о-ня, ну что ты, в самом деле… – заныла Белка, поспешно облачаясь. – Вечно из пустяка катастрофу делаешь…

– Я волнуюсь! – грозно объявила Соня. – А у меня концерт! Мне Брамса играть! Мне перед ним нервничать нельзя! Ты понимаешь?!

Белка, сама заканчивавшая музыкальную школу, отлично знала, что такое «нервничать перед Брамсом», и только вздохнула.

– Покажи руки! – потребовала Соня.

– Господи… Да вот, все в порядке. Не переживай!

– Ты не полошись так, красавица! – вылез из-за печи Пантелеич. – Мы твою сестрицу не трудили сильно, землю она не рыла. Я сам следил, чтоб все как есть правильно было.

Но Соня посмотрела на заспанного Батонова деда с большим подозрением и немного успокоилась, лишь тщательно осмотрев руки сестры и не найдя на них ничего губительного.

Натэла тем временем поставила на плиту огромный чайник и методично строгала на краю стола бутерброды.

– Паша, тебе кофе? – поинтересовалась она. – У меня есть в термосе черный, но, наверное, остыл…

– Мы привезли, – сообщил Пашка. – У Сони там пирог еще, давайте завтракать, потом закончим все в огороде и поедем. Мне в шесть вечера кровь из носу надо в Москве быть.

– Блин!!! – вдруг подскочила Полундра. – Пашка, Соня! Вы ж не видели еще! Атаманов, доставай с печки…

– Кто у вас там? – поинтересовался Пашка. – Домового поймали?

– Сам ты домовой! Гляди, в огороде выкопали вчера.

Сумка с оружием была торжественно водружена на стол (Натэла едва успела подсунуть под нее клеенку) и открыта.

– Господи… – жалобно сказала Соня, осмотрев средневековые мечи. – И почему наши дети постоянно во что-то впутываются? Когда я наконец поживу спокойно?!

– Лет через шестьдесят в доме престарелых, – успокоил ее Пашка. – В моем обществе.

– В твоем обществе я и до пенсии не доживу. Чего тут смешного, не понимаю! Куда теперь все это девать? – Соня была впечатлительной, как выпускница Смольного института, и Пашкина манера ко всему относиться с юмором ее ужасала. – Надо же, целый клад! И, наверное, очень дорого все. Находку следует сдать в милицию.

– Никогда! – хором отозвались Батон, Атаманов и Пантелеич. Последний еще и уточнил:

– Что в милицию попало – то пропало. А вещи хорошие, жалко.

Пашка между тем осматривал оружие и одновременно слушал рассказ взбудораженной сестры и Сереги.

– Угу… угу… Значит, прямо в сумке и были? Археологи? Ах, уже уехали… мгм… Федор Пантелеевич, а вы что думаете? Ничего? Я так и знал.

– Понимаешь, непонятно, откуда это все взялось! – тараторила Юлька. – Если археологи вырыли, то какой смысл им обратно зарывать? Если воры какие-нибудь – тем более!

– Резонно. А тут что? – Пашка поднял длинный меч и всмотрелся в светлую полоску стали.

– Я нечаянно, – проворчал Атаманов. – Ты умеешь читать по-древнерусски?

– По-старославянски, – поправила Соня. – Покажите мне, пожалуйста. Что-то мы такое проходили на литературных курсах…

Пашка отодвинулся. Соня надела очки и сощурилась.

– «…свет»… Хм, какой-то свет. Это конец слова, начало замазано.

– Почистим, может? – встрял Атаманов.

– И думать забудь! Испортишь! А дальше тут что? «Том…» Нет, «тем…» Тёмный! Чушь какая-то. Как может быть свет – темным? Или нет, не темный… Кажется, «чермный»… Нет, я, наверное, неправильно читаю.

– «Чермный» – черемный значит, – вдруг важно сказал Пантелеич. – Рыжий или, там, красный.

– Больше ничего? – нахмурился Серега.