При виде маленького грязнули Оливер напрягся.

– Ладно, только не испачкай его. Он планирует стать Черничным королем.

Я с укором взглянула на Оливера и присела на корточки рядом с малышом.

– Конечно, можешь погладить. Его зовут Джек.

Мальчик заулыбался.

– Джек, – проговорил он так, словно хотел посмаковать и запомнить это имя.

Затем он протянул к ламе свою испачканную ладонь и погладил. На белой шерсти остался липкий синий след. Не удержавшись, я все-таки скривилась.

Мальчик похлопал ламу пару раз на прощанье, а затем бросился догонять маму, которая его уже звала.

– Не дай бог, он только что лишил Джека шансов получить корону… – Оливер брезгливо покачал головой.

Ханна захихикала.

– У меня есть влажные салфетки, – сказала я Оливеру.

Не хотелось, чтобы он принялся брюзжать. А он, безусловно, будет брюзжать. Я вытащила упаковку салфеток из сумочки на плече:

– Возьми.

Оливер отчистил Джека и протянул мне грязную салфетку обратно – как маленький, ей-богу. Закатив глаза, я сунула ее в сумочку.

Мы с интересом бродили по площадке фестиваля, временами останавливаясь, чтобы посмотреть на местные сувениры. Я купила себе раскрашенный под сову камень – он будет хорошо смотреться на подоконнике в кухне. Оливер взял зеленую бейсболку с надписью «МЭНьяк». Он тут же напялил ее козырьком вбок и вместе с Ханной принялся уплетать чернику в шоколаде. Я тоже купила себе немного домашнего черничного варенья – у милой женщины, на вид ей было чуть за тридцать, и вокруг нее мельтешила дюжина детей.

– Скажи-ка нам как местный старожил, – обратился Оливер к Ханне, – чего здесь ни в коем случае нельзя упустить?

– Пончики, конечно, – сразу ответила Ханна, – и еще конкурс по поеданию пирогов.

Оливер удивленно вскинул брови.

– Тут есть конкурс по поеданию пирогов?

Ханна кивнула. Ее позабавил проснувшийся в Оливере азарт.

– Так, я умер и попал в Касл-рок, – заявил тот.

Ханна непонимающе уставилась на него: отсылка к фильму «Останься со мной» по книге Стивена Кинга явно прошла мимо.

– А когда, говоришь, будет этот замечательный конкурс? – спросил он.

– Кажется, у входа висела доска с расписанием, – сказала я. – Сходите вдвоем и проверьте. Я пока посмотрю сувениры.

Оливер с Ханной тут же сорвались с места, потащив Джека за собой на поводке. В своем щенячьем восторге Оливер гораздо больше напоминал подростка, чем сама Ханна.

Усмехнувшись, я переключила свое внимание на палатку со стегаными одеялами, прихватками и прочей вышивкой ручной работы. Я подошла и потрогала краешек одного из великолепных одеял с россыпью вышитых звезд на фоне целой палитры ярких цветов. Я вспомнила, в какой ужас пришла моя мама, представив, что я куплю себе стеганое одеяло. Она бы просто взбесилась, а мне всегда нравилось идти ей наперекор.

– Это – одно из моих любимых.

Я обернулась и увидела Милли, которая сидела в тени тента на раскладном стуле. На ней были солнечные очки, хотя солнце ей никак не мешало. Я вдруг почувствовала, как ей плохо. У меня самой только недавно перестала болеть и гудеть голова. Выпивка – абсолютное зло. Особенно для таких слабачков, как мы.

– Я вас и не заметила, – улыбнулась я. – Вы сами их сшили?

Милли кивнула и закрыла книгу, которую лежала у нее на коленях. Я заметила, что это был любовный роман, и мне стало жаль пожилую женщину. Ее романтичная душа стремилась обрести в Клиффе любовь всей жизни. Но тот умер и вообще оказался подлецом, который разрушил надежды многих женщин до нее.

– Да, – произнесла она, – спасаюсь от скуки.

Мне снова стало ее жаль. Милли явно заслуживала большего.

– Они прекрасны. Сколько стоит вот это? – я указала на одеяло, которым восторгалась несколько секунд назад.

– Триста долларов.

Если бы мы переписывались в чате, я бы отправила стикер «ШОК». Триста долларов – мягко скажем, дороговато. Но, с другой стороны, это же ручная работа. Она долго над ним трудилась, там столько мелких деталей.

– Я возьму.

Кстати, я даже не представляла, когда наконец начну получать деньги за владение пабом. И сколько. Еще одна тема, которую Дин всячески избегал в разговорах со мной. С другой стороны, у меня остались кое-какие сбережения, да и чаевые я успела заработать весьма неплохие. В общем, почему бы и не потратиться? Одеяло идеально вписывалось в интерьер бабушкиного дома.

Мне было радостно видеть, как просияла Милли после моей покупки. Но едва я расплатилась, как возле меня снова возникли Оливер и Джек.

– Ханна бросила нас и ушла с друзьями, – произнес он с видом карапуза, обиженного в песочнице, и потрепал Джека по голове. – А, привет, Милли!

Милли слегка улыбнулась.

– Как Джеку фестиваль?

Только Оливер открыл рот, как неподалеку раздался недовольный хриплый голос, уже знакомый нам до боли. А некоторым из нас, судя по реакции Милли, – до ужаса.

– Уберите с дороги эту вонючую тварь!

Мы обернулись и увидели Элеанор в кресле-коляске. Сзади ее толкала Джессика, которая, скорчив гримасу, закатила Элеанор под навес к Милли.

– Не волнуйтесь, Элеанор, лама нам не помешает. – Голос Джессики звучал куда заботливее и нежнее, чем предполагало выражение ее лица.

– Здравствуйте, мисс Элеанор, – сказала я, – как вы себя чувствуете?

– Не смей называть меня «мисс», – отрезала та, – здесь тебе не гребаный старый юг.

– Простите, пожалуйста, – я тут же извинилась. Хотя из нас двоих хамила вовсе не я.

– Значит так: я чувствую себя прекрасно. Моя дочь, видимо, специально усаживает меня на эту дрянь, чтобы выставить идиоткой, – она в сердцах стукнула по подлокотнику кресла. – Я вполне могу передвигаться самостоятельно.

– Ну мама, – голос Милли был нежен и кроток, – ты же знаешь, мне спокойней, когда на бездорожье ты пользуешься креслом. Я волнуюсь, когда ты долго ходишь сама.

Старуха хмыкнула, но спорить не стала.

– Пожалуй, нам пора поискать эти пончики, – сказал мне Оливер, не скрывая желания убраться подальше от этой ругани.

– Давай, – охотно согласилась я. Даже Джек переминался с ноги на ногу, словно тоже хотел поскорее уйти.

– Спасибо вам за прекрасное одеяло, – поблагодарила я Милли и взяла белый пакет, в который та сложила мою покупку, чтобы удобнее было нести. – У вас золотые руки!

– Спасибо, – искренне отозвалась Милли, и мне снова стало ее жаль. Я вдруг поняла, что горячо благодарна маме. Пусть у нее на все было свое мнение, да еще и эта ее страсть к показухе, однако, в конечном счете, она всегда меня поддерживала и я чувствовала ее любовь. Милли же, по всей видимости, нечасто слышала от своей ворчливой матери добрые слова.