С тех пор Руслан очень живо интересовался состоянием дел с организованной преступностью в просвещенной Европе вообще, а также жизнью и смертью итальянских мафиози в частности и нередко развлекал коллег интереснейшими рассказами из серии «их нравы».

– «Евроньюс» сегодня не смотрел? – едва опустив на стол свой поднос, спросил он Дениса.

– Слушал, – пробурчал тот, имея в виду утреннюю политинформацию Алки Трошкиной об удивительных приключениях знакомых им обоим россиян в Италии.

– В Палермо умер Карло Греко! Сегодня хоронят.

– Ехал грека через реку, – пробормотал Денис, вяло помешивая суп ложкой.

– Рассказывают, что он умер от сердечного приступа! Ха! Так я и поверил! – майор Барабанов пришлепнул к коленям бумажную салфетку. – Такие люди, как Греко, в своей постели не умирают! Ты знаешь, кем был Карло Греко?

– Дай догадаюсь: мафиози! – фыркнул в суп майор Кулебякин.

– Одним из главных мафиози! Большим человеком! – майор Барабанов взмахнул своей ложкой, как саблей. – Хотя на самом деле он был совсем маленький, да что там, просто карлик. Приятного аппетита!

Руслан принялся за суп. Денис, наоборот, отодвинул тарелку.

Второй раз за это утро майор Кулебякин услышал о мертвом итальянским карлике!

Определенно, это было не к добру.

– А ты его видел, этого Карло? – побарабанив пальцами по столу, небрежно спросил он Руслана.

– Только на фотографиях и в видеозаписи, – ответил тот, быстро и аккуратно поедая первое блюдо. – Сидя – если не видеть, что ноги до пола не достают – он выглядел серьезным мужиком. Представь: нос баклажаном, брови густые и лохматые, как у генсека, а из-под них – пронзительный, как у Кашпировского, взгляд!

– Брови лохматые, как у генсека, – повторил, фиксируя особую примету, майор Кулебякин.

Аппетит у него совсем пропал.

– Расскажи поподробнее про этого Карло, – попросил он. – Где он умер, как он умер?..

– С кем он умер! – подхватил Руслан. – Говорят, что в постели с женой! Как в сказке: «Они жили долго и счастливо и умерли в один день»! Только ребята из итальянской антимафии подозревают, что это было двойное убийство.

– Откуда ты знаешь? Неужели по телевидению сказали? – усомнился Денис.

– Зачем – по телевидению? Я с римскими коллегами по скайпу пообщался, – Руслан принялся за второе.

– Так что, они разбираться-то будут? Или спустят дело на тормозах? – осторожно поинтересовался Кулебякин.

– Как это – спустят? Никто ничего не спустит, все будут разбираться: и полицейские, и мафиози! – уверенно ответил Барабанов.

– Понятно.

Майор Кулебякин резко поднялся, отнес погромыхивающий поднос к окошку посудомойки, покачался с пятки на мысок под пыльным фикусом, вернулся к столику, сел и внятно, веско произнес:

– Допивай компот, и пойдем ко мне, водки хлопнем. Есть серьезный разговор.

Если человека назвали Леонардо, ему не обязательно становиться художником. Но уж если становиться, то лучшим, искренне считал Лео Апфельман. Имя Леонардо – это обязывает.

К своим тридцати двум годам Лео Апфельман пока что не прославился на весь мир, но соответствующих амбиций еще не утратил. Несколько персональных выставок, почти два десятка картин в частных собраниях и средней руки музеях разных стран, хвалебные отзывы критиков – это была неплохая заявка на бессмертие.

К сожалению, от чистого и бескорыстного творчества Лео здорово отвлек коммерческий успех малоинтересных с точки зрения высокого искусства портретов в авторской технике: «Масло, акрилик, драгоценные и полудрагоценные камни».

Сами по себе картины были весьма посредственными, иной раз Лео просто перерисовывал предоставленные клиентом фотографии. Зато сапфиры, опалы, агаты, хризолиты и янтари, вклеенные в глазницы нарисованных дев, матерей и младенцев – в большем или меньшем соответствии с реальным цветом их глаз, – были действительно ценными и производили должное впечатление на знатоков и ценителей ювелирки.

За изумрудные глазки, жемчужные зубки и бриллиантовые слезки состоятельные дамочки платили не скупясь, а потом активно хвастались приобретением перед подружками, что автоматически увеличивало число заказов художнику.

Лео Апфельман стал хорошо зарабатывать и смог переехать из ветреной и дождливой Вены в солнечный и теплый Рим – благо расходящиеся по Европе круги славы модного портретиста докатились и до Средиземноморья.

В красивом старинном доме в самом центре итальянской столицы Лео Апфельман приобрел восхитительную квартирку из двух комнат с кухней. Просторной гостиной с остекленным по всему периметру многогранным эркером сам бог велел стать студией художника! А в спальне были французские окна от пола до потолка и намек на изящный кованый балкончик – очень романтичная обстановка, по мнению всех без исключения подружек Лео.

Девушек у него было много, и особого предпочтения он никому не отдавал, пока не появилась Мария.

Мария – это было нечто особенное.

Двадцатипятилетняя итальянка с лицом одноименной Девы и дьявольским темпераментом, Мария вошла в жизнь художника как клиентка и задержалась как любовница.

Портрет ее Лео, разумеется, сделал, расстаравшись по максимуму.

К примеру, чтобы передать переливчатый коричневато-зеленый цвет глаз Марии, художник использовал редчайший драгоценный аммолит – окаменевший перламутр раковин ископаемых моллюсков, существовавших свыше шестидесяти пяти миллионов лет назад. А черные кудри щедро присыпал алмазными искорками.

Супругу Марии портрет понравился, и он столь же щедро за него заплатил.

Воодушевленный Лео без промедления использовал часть гонорара для приобретения пары крупных розовато-красных пиропов, иначе именуемых капскими рубинами. Камни предназначались для портрета в стиле ню и должны были передать восхитительную красоту сосков обнаженной Марии. Само собой, художник и натурщица провели вместе немало времени, подбирая точный оттенок.

К сожалению, занятый творчеством и любовью Лео не удосужился выяснить, какой именно бизнес позволил обзавестись состоянием супругу прекрасной Марии. Красавица при одном упоминании о муже надувала губки, так что эта тема развития не получила.

А зря! Если бы Лео знал, что его любовница – жена Карло Греко, о портрете в стиле ню не было бы и речи!

Даже будучи человеком приезжим, слабо владеющим итальянским и то и дело воспаряющим над прозой жизни на крыльях вдохновения, Лео Апфельман неоднократно слышал имя Карло Греко, ибо мафия – неотъемлемая часть итальянского колорита и где-то даже национальная гордость итальянцев.

Карло Греко сам из кого угодно мог соорудить художественное произведение – подводную скульптуру в авторской технике: «Ноги, тазик, цемент, морское дно».