Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джо нравилась четкость мышления Джоан, но не очень нравилось, что она называет его пупсиком. Было очень полезно иметь в своем окружении человека, с которым можно поделиться своими мыслями. В Grant другие аналитики в каком-то смысле соперничали с Джо, поэтому он никогда не рассказывал им о важных инвестиционных выводах. Появление женщины, которой он мог доверить свои инвестиционные секреты, было для него чем-то новым.
В своем отчете Джо написал: «Цена акций интернет-компаний чрезмерно завышена, но AOL не самый главный кандидат на короткую продажу. Мы должны занимать короткую позицию по акциям ненадежных компаний и компаний, занимающихся мошенничеством, а не стартапа с потенциалом динамического роста и убедительной моделью ведения бизнеса».
Этот вывод произвел впечатление на Микки: он был доволен тем, как Джо справился с заданием. Кстати, через десять лет AOL сообщила о масштабном списании капитализированных затрат на привлечение клиентов, заявив при этом, что в будущем эти затраты станут списываться по мере возникновения. Такая политика повлекла за собой снижение прибыли на акцию, в итоге это привело к тому, что курс акций AOL сначала пошатнулся, а затем снова начал повышаться. Так выводы Джо (и Джоан, если уж на то пошло) получили подтверждение.
Джо чувствовал, что Микки наблюдает за ним и изучает его. Но был не против. Он и сам наблюдал за Микки и за тем, как тот общается с людьми, особенно с инвесторами, – и ему нравилось то, что он видел. Микки был экстравертом – приветливым и общительным человеком, он дружелюбно и раскрепощенно пожимал людям руки и похлопывал их по спине. В компании он занимал довольно высокое положение, поэтому был несколько самоуверен, но при этом объективен и умел слушать собеседника. К концу пятой недели работы Джо в Bridgestone Коэн пригласил Джо на ужин. «Нам нужно поговорить по душам. Я хочу получше узнать тебя. Нам предстоит тесно общаться друг с другом, так что тебе стоит узнать больше о моем прошлом. Как сказал Бенджамин Франклин, “мы должны держаться вместе, или мы все будем висеть поодиночке”».
Микки пригласил Джо в ресторан мясных блюд Smith & Wollensky на Пятой авеню. Когда они окунулись в хаос этого модного заведения, он подозвал старшего официанта и попросил предоставить им отдельную кабинку.
– Здесь так шумно, что конфиденциальность нам обеспечена, – сказал Коэн, после того как они уселись за столик. – Но готовят здесь замечательно. Этот ресторан известен своими блюдами из красного мяса, но я всегда беру морского окуня, он даже лучше. Тебе это подойдет?
Джо кивнул в знак согласия.
Микки заказал две порции морского окуня с гарниром из поджаренного в масле шпината и картофеля по-домашнему, а также бутылку шардоне Russian River.
После того как подали вино, Коэн сказал:
– Прежде всего позволь мне рассказать о себе и обо всех моих неудачах. Я знаю, что ты стопроцентно наполовину черный американец из какого-то Богом забытого места. По-моему, это просто замечательно. Но я хочу, чтобы ты понял меня.
Микки сделал паузу и собрался с духом.
– Мои родители отправили меня в Дирфилд, когда мне исполнилось тринадцать лет, и некоторые мальчишки в моем интернате били меня, потому что я был толстым и нескладным евреем. Девочки, особенно некрасивые, жалели меня и любили, потому что считали умным. Я дружил с ними, поэтому теперь испытываю симпатию к женщинам.
Затем Коэн рассказал Джо о том, что после Университета Брауна и Гарвардской школы бизнеса он не прижился в инвестиционном бизнесе.
– Из-под меня выбили больше коней, чем из-под «Одинокого ковбоя»[23], – печально произнес он.
После школы бизнеса Коэна взяли на должность аналитика в престижную, но чрезмерно иерархически устроенную компанию Magnum Capital, которая управляла инвестиционными портфелями крупных институциональных и взаимных фондов. Для управления огромными активами в Magnum Capital применяли командный подход. Всеми инвестиционными портфелями компании занимались шесть или семь портфельных управляющих и аналитиков с разной специализацией. За каждым был закреплен свой сектор, в рамках которого ему предоставлялась полная свобода действий. Это обеспечивало диверсификацию и, что не менее важно, защищало компанию от колебаний эффективности работы отдельных управляющих. Кроме того, такой подход в какой-то мере снижал риск появления «звезд», которые могли бы со временем взять компанию в заложники. Результативность отдельных сегментов отслеживалась, но самую большую ценность представляла эффективность работы команды и компании в целом.
– Работать на Magnum – было все равно что жить в спокойной эгалитарной стране, – сказал Микки. – Все хорошо, но там царил социализм. Ты получал свою долю в компании, но для того чтобы стать богатым, приходилось ждать целую вечность. Я же хочу разбогатеть сейчас, а не тогда, когда мне стукнет шестьдесят пять.
Кроме того, в Magnum ориентировались прежде всего на акции роста, тогда как Микки был приверженцем стоимостного подхода к инвестированию.
– Они исповедовали другую религию, – продолжал он. – Magnum была и остается компанией, ориентированной на акции роста. Их портфели набиты такими акциями, и их совершенно не интересует покупка недооцененных акций. Я постоянно доказывал руководству компании, что просто безрассудно придерживаться одной стратегии, особенно учитывая данные о том, что акции стоимости превосходят акции роста в долгосрочной и среднесрочной перспективе. Но там все просто помешаны на акциях роста.
В 1995 году Микки ушел из Magnum Capital в небольшую компанию, которая стремительно наращивала свои активы. Ее владельцы, как и он сам, были сторонниками инвестирования в акции стоимости. К сожалению, на протяжении следующих двух лет произошло резкое повышение эффективности инвестиций в акции роста, а недооцененные акции еще больше упали в цене – от них, как выразился Микки, «плохо пахло».
– У нас был скудный портфель недооцененных акций, в нем не было акций ни одной технологической или интернет-компании; мы отказались от них либо потому, что они были переоценены, либо потому, что соответствующие компании занимались финансовыми махинациями. Между тем все остальные участники рынка сходили с ума от этих акций. Мы не имели никаких шансов и не успели оглянуться, как уже вылетели из бизнеса.
Я был раздавлен, – рассказывал Микки дальше. – Но затем с блеском вляпался в еще более серьезные неприятности. Речь идет об одном человеке, с которым я познакомился еще в Magnum. В свое время он был там лучшим аналитиком по акциям компаний здравоохранения и ушел за три года до меня. Это был умный, но слишком впечатлительный и компульсивный парень. Он управлял очень концентрированными портфелями. После ухода из Magnum он открыл хедж-фонд под названием Copperfield, специализировавшийся на акциях фармацевтических и биотехнологических компаний, а также компаний из сферы регулируемого здравоохранения. С самого начала фонд был чрезвычайно эффективным: объем его активов составлял около двух миллиардов долларов. Он нанял меня потому, что, по его мнению, повальное увлечение акциями роста перешло границы разумного, и хотел диверсифицировать свой портфель, открыв фонд акций стоимости. В тот момент я находился в безвыходном положении, поэтому принял его предложение, хотя он и выводил меня из себя.