пол, окрашивая их чёрным, заставляли тлеть стол и матрац. Нуска, морщась, чувствовал, что его рабочая рука и лицо сильно пострадали, но… может, оно и к лучшему? Кто будет приглядываться к изуродованному новобранцу?

– Прости, Жамин, – устало отозвался Нуска. Ловко нашарив в кармане короткий клинок Оанна, лекарь вогнал его в одну из вен над ключицей арцента. Жамин взревел – хватаясь за пронзённое плечо, он потоками испускал мощную огненную дэ. Никто бы сейчас не посмел назвать этого сурии слабым – накопившейся в его теле энергии было достаточно, чтобы сжечь Арценту, обратить весь город в пепел.

На этот раз Нуска повалил Жамина на пол: придавив его своим весом, лекарь рывком вынул кинжал, позволяя крови свободно течь.

«Убью разом двух куропаток. Жамину полезно потерять пару чаш крови».

Больше Нуска не думал. Надавив на шею арцента, не позволяя ему подняться, лекарь припал ртом к пронзённому плечу. Высасывая больную кровь, как яд, Нуска чувствовал, как в него проникает пагубная, чужеродная энергия, обжигающая нутро.

Лекарю было с чем сравнить эту боль: жжётся, раздирает, но не так, как кровь Сина или Гирру. Чем больше он вытерпит, тем дольше и сильнее будет эффект: он сможет долгое время не выдавать своё хаванское происхождение, обманывая всех вокруг.

Сначала Жамин сопротивлялся. Брыкался, шипел и царапал плечи и спину Нуски, отталкивал. Лекарь терпел. Вскоре хватка арцента начала слабеть, взгляд стал отстранённым, а руки медленно упали на пол. Нуска вскинул голову, утирая губы и подбородок от крови; он одним касанием залечил рану. Кровотечение было остановлено, а арцент развалился на полу в луже собственной крови. Нуска в этот момент молился всем духам, чтобы в комнату случайно не забрёл Оанн или другие торговцы, потому что подобная сцена больше походила на попытку убийства, а не излечения.

– Ты… Ты пытался меня… убить? – вдруг прохрипел Жамин, медленно переводя взгляд на Нуску.

Лекарь непонимающе уставился в ответ. Неужели Жамин успел повредиться рассудком? Этот арцент с самого начала был в полном распоряжении Нуски – если бы лекарь хотел покончить с ним, то давно бы это сделал. Но зачем? Было ли у Жамина что-то, что можно украсть? Был ли Жамин какой-то важной фигурой в Арценте? Нет. В этом с самого начала не было никакого смысла.

Глинобитные стены обуглились, но устояли, а вот стол и матрац непоправимо пострадали; запах гари пропитал дом целиком. Нуска, закашлявшись, уселся рядом, внимательно рассматривая Жамина и оценивая его состояние.

– Ты почти умер от перегрузки дэ в каналах. Я позволил тебе сначала выплеснуть излишки энергии, а затем пустил кровь. Если бы я хотел твоей смерти, то мне бы ничто не помешало, – покачал головой Нуска.

Жамин долго молчал. Эти глаза цвета древесной коры и переливающиеся медью кудри, а также отстранённый взгляд…

– Жамин, кем тебе приходился… арцент Галан? – Нуска не выдержал и всё же задал этот вопрос. – Ты действительно происходишь из рода Герье?

Сначала глаза арцента расширились от удивления, но затем он медленно качнул головой, отворачиваясь к стене. Нуска уже думал, что не дождётся ответа, но через несколько минут всё же услышал:

– Галан был младшим братом моей матери. Когда родился я, мать впала в немилость и питалась одними объедками. Её положение было хуже рабыни или служанки – любой мог посмеяться над ней, вылить ей на голову помои, швырнуть её в выгребную яму. И всё потому, что я… оказался слабым и неспособным сурии. Тогда она сбежала и бросила меня среди Герье. Каждый день меня… Надо мной… – Жамин судорожно вздохнул и замолчал. Нуска отвёл взгляд. – Когда её вернули, она уже была беременна Оанном. На последних месяцах беременности им удалось почувствовать чуждую энергию – Оанн оказался полукровкой. Это стало бы самым настоящим позором семьи, а потому… Поэтому они просто обрезали матери волосы, одели её в тряпьё и выкинули на улицу с одной золотой монетой, которую затолкали ей прямо в глотку. Я помню, что мать сутки пыталась вызвать у себя рвоту, выплюнуть эту монету, чтобы мы поели.

Нуска поморщился, представляя всё это. В какой-то момент он даже ощутил облегчение от осознания того, что те Герье уже мертвы.

– Мать ненавидела меня и Оанна. Иногда я думаю: может, лучше бы я не рождался?..

Это было уже слишком. Нуска приблизился и уложил голову арцента к себе на колени. Переложить его на матрац сейчас не было никакой возможности – спальное место прогорело насквозь.

– Жамин, я рад, что ты жив. И что ты родился. Если тебе удастся справиться с болезнью, то ты станешь хорошим сурии и торговцем. А Оанн…

– Оанн исчез вместе с тобой. Я был тут… совершенно один, Нуска. Меня бросила мать, меня бросил брат. И оба – ради чужаков.

В одно мгновение взгляд Жамина стал ледяным. В нём больше не было безудержной ярости и злобы – только непереносимый холод и отчуждение.

– Нуска, ты ведь хотел сбежать? Уходи. Покинь уже Арценту. Я правда не могу больше выносить это… Ты моложе, чем я, даже Оанн привязался к тебе сильнее, чем к собственному брату. Нуска, просто уходи.

Жамин почти плакал. Его глаза закрылись, словно он даже видеть Нуску больше не мог.

Лекарь почувствовал укол в самое сердце. Он прожил здесь недолго, часто цапался с Жамином, приносил ему неприятности, но… Разве Нуска сейчас не спас его? Разве не делился золотом, которое зарабатывал? Не помогал с уборкой, не подсказывал, какие книги лучше взять в библиотеке? Разве Нуска… заслужил такое обращение? И был для Жамина кем-то чужим?

Очень медленно Нуска поднялся на подгибающихся дрожащих ногах. Ни сил, ни дэ в его теле, к удивлению, не оказалось. Как и желания задерживаться в Арценте хоть на секунду.

Нуска перенёс матрац из своей комнаты в комнату Жамина, уложил потерявшего сознание арцента и укрыл мокрыми простынями. Неизвестно, как долго протянет Жамин, но… На всякий случай лекарь также набросал на бумаге несколько страниц рекомендаций, трав и лекарств, которые помогли бы ему протянуть дольше.

Остатки одежды, немного провизии – всё это Нуска уложил в кожаную сумку, а меч устроил на поясе у бедра.

Кинжал и несколько золотых монет лекарь оставил на кухонном столе. В последний раз посмотреть на усталое и болезненное лицо Жамина Нуска тоже не решился – он боялся увидеть там отпечаток неприязни.

«Верно. Просто я не принадлежу этому месту и должен поскорее его покинуть. Как человеческий организм отторгает всё лишнее и чуждое, так и Арцента отвергает меня. Но вдруг