– Можешь мне ничего не говорить… Хотя, честно говоря, я сгораю от любопытства.

В дверях Олег одаривает её улыбкой.

14

Вот он, блокнотик, извлечён на поверхность. Предусмотрительный Гагарин оставил портфель в прихожей, защёлкнув замок: мало ли что, вдруг подруге захочется поковыряться. Меньше знаешь – крепче спишь. Никому не нужно, чтобы она обнаружила больничные документы, так ведь?

Олег вздыхает. Когда Мамонтова подарила ему блокнот, он думал вернуться к творчеству, начать писать или хотя бы, для разгона, начать вести дневник. Но странички по-прежнему манят и пугают белизной, всего несколько торопливых абзацев, написанных в другой жизни. Совсем в другой.

Пара рисунков, случайных записей (китайский иероглиф, например). Нужно бы остановиться, одуматься, привести жизнь и мысли о жизни в порядок, доверить сокровенное этим чистым страницам. Больше некому.

– Вот видишь, не вру, – протягивает Олег блокнот Дане. Та откладывает в сторону сигарету, впивается взглядом в цифры, записанные наискосок. – Только, чур, всё остальное не читай, – смущается Гагарин, – не нужно…

– Да? А что там? – интерес Даны мгновенно переключается на содержимое блокнотика. – Что это? Обожаю секреты.

– Ну я же сказал: не читай.

– Что это? Стихи? Ты пишешь стихи? – краем глаза Дана выцепляет короткие строчки, со стороны заметки Олега и в самом деле можно принять за поэтические. – Так ты у меня ещё и романтик? Я всегда в тебе, Гагарин, подозревала нечто подобное…

– Ну какие стихи, – Олег смущается еще больше, – так просто… игра воображения.

– Ну-ну, игровой аппарат… – она вертит перед его носом сигаретой и возвращается к цифрам телефонного номера.

15

– Слушай, а я не знала у него такого номера… – удивляется она. Задумывается. – А ты им пользовался?

– Нет.

– Ну хоть раз?

– Ни разу.

– А давай сейчас и позвоним. Вдруг у него любовница.

– Какие глупости, Дана, ну зачем бы он стал давать мне телефонный номер своей любовницы.

– Тоже верно.

Дана похлопала Гагарина по нервному плечу.

– А ты ничего.

– В смысле?

– Ну, шаришь… Твой компьютер быстро работает.

– Шутишь? – говорит Олег, который знает, что его компьютер работает ещё быстрее. Ему приятна похвала, он засовывает руку под юбку Дане. А там уже влажно. От одного только прикосновения-намерения влажно. Берите, мол, я вся ваша.

16

И он берёт её. Одной левой. Слева. Сбоку. Дана закатывает глаза, стонет. Начинает кончать. Кончает. Но Олег не останавливается. Они меняют позу. Потом ещё и ещё. Исследуя границы. Чувство зашкаливает, зашивает глаза, проступает вокруг тел чёрными точками. Ему кажется, что с каждым движением он уходит глубже и глубже. Уже не в Дану. В насыщенную, непроницаемую, вязкую мглу, из-за которой невозможно видеть. Только слышать. Только осязать.

Красная мгла продолжает сгущаться. Пока Дана продолжает кончать. Прогибаясь под ним. Под ним. Каждое касание превращается в россыпи искр, расходящихся по телу. По телу. Пока Дана продолжает кончать. Её оргазмы похожи на оригами, складываются один за другим в затейливые фигурки из рисовой бумаги.

Её многочисленные оргазмы похожи на древний акведук, на арочный мост, стремительный и изящный, пот капает у Олега со лба, и на пояснице проступает роса, которую Дана смахивает лёгким касанием (птица крылом), Олег не хочет и не может остановиться, пока Дана продолжает кончать, сотрясаемая как вулкан, из неё на поверхность вырывается невидимая магма, стекающая по Олегу, обволакивающая жаром, от которого хочется двигаться ещё быстрее. Олег снова переворачивает Дану и ускоряется. Ещё и ещё. Ещё.

Заканчивают они одновременно, потом медленно остывают, страсть испаряется, взгляд вновь приобретает осмысленное выражение. Возвращаются память и зрение. Олег валится на подушку.

17

Дана, впрочем, неутомима. Неумолима, как осень. Ей всё нипочём. Потянулась, соскочила с кровати, вернулась с гагаринским блокнотиком.

– Надо тебе новый дневничок подарить.

– Не надо, – Гагарин нервно пытается вырвать.

– Он дорог тебе? – в глазах непонимание.

– Да, как память, – с подтекстом: «отвяжись».

Поняла. Пожала плечами. Наморщила лоб. Мол, запомним, запомним. Шестерёнки снова закрутились в голове, снова на взгляд навалилась тяжёлая умственная работа.

– Давай всё-таки позвоним, – азарт переключения.

– Ну, не знаю… – Олегу вдруг становится неловко, как если Безбородов сейчас ответит ему и увидит голого, лежащего в его, безбородовской, семейной кровати.

А Дана уже набирает номер и быстро протягивает ему телефонную трубку. В ней Олег слышит голос Безбородова Юрия Александровича, записавшего на автоответчик сообщение о том, что он не может сейчас ответить. Но, в случае крайней необходимости, позвонивший может перезвонить по другому номеру, который Безбородов Юрий Александрович и сообщает перед тем, как отключиться, передав эстафету зуммеру.

– Он тут говорит, чтобы перезвонили по другому номеру…

– Дай-ка послушать.

Дана прилипает ухом к трубке. Морщится.

– Он уже ничего не говорит.

– Уже всё сказал? – улыбается Олег.

– Угу.

– Так набери номер ещё раз.

И она повторяет набор, вслушивается в шуршание эфира, глаза её блуждают по комнате. Потом становятся сосредоточенными.

– Это не его голос.

– Точно?

– Ты что, хочешь сказать, что я не знаю голос своего мужа?

18

Дана ещё раз повторяет набор. Снова пристально слушает голос, пока догадка не высвечивает её лицо.

– Обычный механический автоответчик.

– И что это значит?

Дана пожимает плечами.

– Скорее всего, ничего. Безбородов сноб. Его корпоративный статус требует простоты подачи. В его телефоне самый простой звонок. В его автоответчике говорит автомат. Так положено. Правила хорошего тона.

– Понимаю, – мысленно Гагарин уже переключает мелодию на своём телефоне. Он её скачал из Интернета. Хорошо ещё, что при Дане он отключает звук. Догадался. Сделал зачем-то. Теперь если кто-то звонит, телефон беззвучно вибрирует в кармане. Интуитивно, а в яблочко.

Хотя звонят ему редко. Больше по работе. Можно не волноваться.

– А давай, значит, позвоним по другому номеру? – исследовательский энтузиазм Даны не знает границ.

И они набирают другой, второй номер. Дана набирает, она запомнила последовательность цифр. Потом снова прижимает трубку к уху. Взгляд её становится напряжённым, заинтересованным, Дана захвачена расследованием. Однако минуту спустя она расстраивается.