Неверовы переглянулись – вопрос о том, кто пригласил господ женихов, отпал сам собой. И про убийство больше говорить, пожалуй, с Любочкой не стоит – конечно, деньги у девушки имелись, однако ж не такие, чтобы запросто расплатиться с наемным убийцей, а ее новая семья чтобы об этом даже и не узнала.

– Значит, говоришь, грех, – припомнила еще «должок» Гутя. – А свечи зачем зажигала перед портретом Зеваева?

– Где? – не поняла Люба. – Я в церковь не хожу, зачем же свечи?

И здесь, похоже, девушка не врала. И все же к ней еще были кое-какие вопросы, однако их задать не успели – в прихожей раздалось щелканье замка и на пороге комнаты появилась Дарья Викторовна.

– Ого! – удивленно воскликнула она, завидев у себя в доме столько гостей. – Вот неожиданность-то!! Если б я знала, что вы здесь, я бы пораньше пришла… Любочка! Иди поставь чайник, будем угощать гостей.

– Спасибо, Дарья Викторовна, мы уже пили, – остудил ее пыл Фома.

– Ну вы как хотите, а я выпью… – отчего-то погрустнела хозяйка дома. – Только что проводили Гусевых… такие мужчины, такие…

И женщина собралась было всхлипнуть, однако тут же вспомнила интересную тему для беседы, и глаза ее вспыхнули.

– Но вы знаете, наши дамы настолько неприлично себя ведут с ними, просто неудобно, честное слово! Вот взять, к примеру, Викторию Даниловну! Боже, какой ужас! Она просто утянула этого Игната к себе! Согласитесь: в ее-то возрасте так навязываться! Это так унизительно! Так непристойно!

– Правильно, – хмыкнул Фома. – Куда пристойнее силой заставить его за собой ухаживать. И еще наивно верить, что он испугается какого-то пальто с капюшоном! Неужели вы, Дарья Викторовна, всерьез решили, что Гусев станет после этого за вами ухлестывать?

Дарья отставила чашку с чаем и процедила Любочке:

– Люба, выйди. Ложись спать, у нас серьезный разговор… Господа, не хотите ли пройти в кухню, мы там сможем поговорить без помех.

Пока Любочка отправлялась к себе в спальню, Неверовы перебрались на кухню.

Дарья Викторовна проверила, не подслушивает ли невестка, потом плотно прикрыла дверь и серьезно начала:

– Я сама давно хотела с вами поговорить… мне надо было это кому-то рассказать. Понимаете…

Она не выдержала, подошла к окну и нервно закурила.

– Я хотела поговорить с вами, Варвара, но подумала, что вы здесь окажетесь бессильны… здесь вообще никто не может помочь, хотелось просто поделиться…

И она отчетливо всхлипнула. Похоже, у дамы прорывались рыдания, но она с усилием их подавила.

– У нас в семье несчастье… Я специально отправила Мишеньку на охоту, чтобы мальчик отвлекся… отдохнул как-то… Он так переживает! Ах, боюсь, вам не прочувствовать всей горечи!

И Неверовы снова услышали сдерживаемые рыдания. Неверовы ждали – когда-нибудь Дарья Викторовна должна была приступить к главному.

– Совсем недавно Мишенька с Любой поженились, – затягиваясь сигаретой, начала женщина. – Мне еще в клубе приглянулась скромная, работящая девушка из глубинки. Только такой я видела жену своего сына. Они пылко, со всей страстью молодых сердец полюбили друг друга! Читали по ночам… Джанни Родари… нет, этого… как его… неважно, короче, читали по ночам, спорили о литературе, искусстве, упивались тригонометрией… а потом… потом мы стали замечать, что с Любочкой что-то не так.

– Вы знаете, если молодожены в медовый месяц ночью упиваются тригонометрией, то и с Мишенькой тоже что-то не в порядке, – не утерпел Фома.

Естественно, Варька тут же отреагировала пинком, но Дарья Викторовна плоской мужской шутки, похоже, даже не заметила.

– Она стала как-то непонятно себя вести, – продолжала женщина. – Стала пропадать по вечерам, наряжаться в какие-то немыслимые одежды! А недавно ко мне обратился господин Гусев! Можете себе представить – его подкараулила у дома какая-то женщина, накинулась на него и стала требовать, чтобы он… простите, такое даже произнести совестно, чтобы он за мной ухаживал! Не знаю, может быть, молодой человек решил, что это я выкинула такую глупость, однако ж… Я, конечно, расспросила – как выглядела та женщина, в чем она была одета и – о, ужас! Ее наряд полностью совпал с одеждой нашей Любочки! Девушка так ко мне привязана, что решила такой вот дикостью привлечь ко мне этого Гусева!

– То есть, вы хотите сказать, что Гусева подкараулила Люба? – уточнила Варька.

– Это она сама мне сказала… потом, конечно, как это бывает у людей с нарушенной психикой, все забыла… Боже! Ее отец предупреждал меня, что у нее могут быть обострения! Но… Как страшно видеть, когда твой близкий стремительно теряет рассудок! Люба не понимает что творит… становится совершенно больной! А вы ведь знаете – болезни психики не лечатся… Боже! Бедная девочка сходит с ума буквально на глазах…

Несчастная свекровь упала на стул, уронила голову на руки и постаралась от души пореветь.

– Да стоит ли так убиваться, Дарья Викторовна, – проговорил Фома. – Люба сумасшедшая не больше, чем все мы.

– Нет! – топнула ножкой Дарья Викторовна. – Вы не знаете! Вы же ее не видели! А я знаю!

Фома потер лоб и заговорил без всякой дипломатии:

– Я сам лично говорил с ее лечащим врачом, девушка здорова. Правда, чуть наивна, доверчива… легко поддается внушению, а в остальном…

– Вы что же… – забыла про слезы женщина, – вы хотите сказать, что я не могу распознать – здорова она или нет?

Теперь хмыкнула Варька:

– Отчего же не можете, у вас это получается. Однако ж вам удобнее выставить Любу сумасшедшей. Зачем вы наговариваете на Любу, ведь это же вы караулили Гусева возле подъезда.

– Это не я! Говорю же – это она, Люба! – тревожно заблестела глазами Дарья Викторовна. – Матвей бы меня узнал!

– А он и узнал, – бессовестно врал Фома.

– Неважно – узнал он вас или нет, – не давала завраться Гутя. – Важно, что Любочку он не перепутает. Потому что они всю жизнь прожили в одной деревне, великолепно друг друга знают. И это она братьев Гусевых вызвала.

– Она? – не могла поверить Дарья Викторовна. – Эта Люба с ними из одной деревни? И сама догадалась пригласить ко мне кавалера? И как же я не выяснила… да нет, вы меня разыгрываете!

Фома не собирался либеральничать, он сегодня был жесток. Наверняка оттого, что ему по режиму уже давненько полагалось спать.

– Нет, это не мы вас разыгрываем, – как топором рубил он. – Это вы нас хотели разыграть. Выставить свою невестку окончательной дурочкой, чтобы свалить на нее все свои грехи. Сами убили Геннадия Архиповича, а на…

– Что-о-о-о?!! – взвилась женщина. – Это я его уби-и-и-ила?!! Д…д…да он вообще исчез из моей жизни после того, как предал меня!! Да я и не вспоминала про него! Уби-и-ила! Да чтобы я из-за него рисковала?! Он же… Он же после меня сбежал к подружке моей соседки! А мы с соседкой, с Томкой, всегда на ножах! А он к ее подруге от меня! И теперь Томка всем во дворе раззвонила, что я бедная как церковная мышь! Что у меня даже взять нечего! Что даже вот этот браслет, и тот не золотой, а подделка под золото! А у меня, между прочим, золотая статуэтка! Правда, в ней тоже золота нет, но… – женщина просто дышать не могла от возмущения. У нее получалось, что она так ненавидела Зеваева, что даже убить его не могла. – Теперь весь двор знает, что я белье кипячу по старинке – с отбеливателем, потому что на новую химию у меня не хватает денег! Это им Зеваев растрепал, еще мужик называется! А я из-за него рисковать?! Фигу ему! Если хотите знать, у меня такая месть ему придумана! Такая… Вот скоро мы станем жутко богатыми – Мишенька на прибыльную работу устроился – и сразу же купим себе новую иномарку! Новую! Дорогую! И я уже на права пошла учиться! Я хотела в этой иномарке к нему так важно подъехать, открыть дверцу и сказать: «Садись, Зеваев, подвезу». А он такой ко мне подойдет и уже совсем соберется в салон брякнуться, а я ему: «Фу, Зеваев, от тебя дешевым одеколоном несет, не хочу, чтоб в машине воняло. Извини». И захлопну дверцу. Вот и пусть он тогда локти кусает! Главное – я убила! Да если бы его все, кого он бросил, убить хотели, он бы и месяца не протянул! Только у нас в клубе и Виктория, и Лариска, и ваш бочонок, прости господи, Аллочка!..