Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В тоскливом унынии у Леры совсем опустились руки. А ведь, кроме нее, заниматься официальными делами было некому. Если бы можно, она напилась транквилизаторов и исчезла из мира недели на две. Но такой возможности не было. По инерции она звонила в морг, администрацию кладбища, нотариальную контору, ДЭЗ… Похороны Павла Александровича прошли более чем скромно. В его записной книжке не оказалось телефона ни жены, ни детей. Может быть, он знал их на память, а вернее всего, вычеркнул их и оттуда. Вернувшись после похорон домой, посидели за скромным столом втроем, выпили по рюмке и разошлись по спальням, каждый вспоминая о покойнике хорошее и доброе, молясь о том, чтобы душа его упокоилась с миром.
Несколько лет назад они все вместе приватизировали свои комнаты, и как выяснилось, Павел Александрович завещал свою комнату ей. Лера оставила Игорька с тетей Верой, велев ей не отпускать его от себя ни на секунду, а сама поехала в город. Как же хотелось кому-то все рассказать, хотелось, чтобы ее пожалели!..
В квартире давно никто не убирал, вещи покрылись толстым слоем пыли, телефон все время молчал, мобильный был отключен. Она посмотрела в окно. Внизу ходили люди, ездили машины, дети качались на качелях. Жизнь продолжалась. От порыва ветра взметнулось вверх голубиное перышко и, плавно покачавшись, стало планировать вниз. Лера не могла оторвать глаз от пушинки. Как зачарованная смотрела на этот полет. Почему-то вспомнился Павел Александрович, и снова захотелось плакать.
«Как им там, на небесах, дорогим моим человекам? Может, Павел Александрович объяснит Саше, что я не нарочно это сделала?.. Ведь они сейчас ТАМ вместе. — Она отвела взгляд от окна и, взяв альбом, стала перебирать фотографии. — Как бы хотелось лечь в больницу. Чтобы внимательные медсестры поправляли подушку, кормили из ложки и все время интересовались здоровьем. Хочется, чтобы пожалели… Как же хочется! Единственный человек, который смог бы сделать такое, — это Стас…» Лера ходила по неубранной квартире босиком, распущенные волосы рассыпались по голым плечам, шелковая черная рубашка едва прикрывала тело. Сбоку она поползла по шву, но Лера, как и тетя Вера, этих огрехов теперь не замечала.
Она присела в коридоре на пол и поставила телефон между ног. Порылась в брошенной рядом сумке, ища телефон бандита, и, найдя наконец, набрала несложную для памяти комбинацию цифр. Когда ей ответили, она попросила передать Стасу, что ждет его звонка.
Тот позвонил через пятнадцать минут. Оба понимали, что необходимо сразу прийти к какому-то компромиссу, в чем-то уступить, война за лидерство закончилась, они нужны друг другу. Ей нужна его спина. За нею можно спрятаться, защититься. Пусть это будет не та любовь, которой она любила Сашу, но пережить трудное время, Лера понимала, одна она не сумеет. И если Стас ей поможет, она будет жить с ним, пусть из благодарности. Его устраивал этот вариант. Все, что у него было прежде, он брал приступом, атакой, и это всегда срабатывало. Лера не от случай: все время со дня их знакомства он ждал, и она пришла к нему сама.
— Мой час настал? — после минутной паузы спросил он.
— Да. Ты мне необходим.
— Прямо сейчас?
— Да.
— На дуэль никого вызывать не надо?
— К сожалению, уже нет.
— Через десять минут буду.
— Я в городской квартире.
— Знаю. Жди.
Лера не потрудилась даже расчесать волосы, так и пошла открывать дверь, неубранная и нечесаная. Перед Стасом стояла убитая горем женщина, похожая на надломленную ветку. Но ему не было это неприятно.
Она уткнулась ему в жилетку, в прямом смысле слова, и дала наконец волю словам и слезам. Рассказала почти обо всем. О Паншине, о рождении Игоря, соседях, ставших родными, об авантюре с бриллиантами, о больших деньгах, о том, как строился дом, о похищении Львом сына, о смерти Павла Александровича, болезни мальчика и постоянном, преследующем ее страхе.
Почти обо всем. Она не рассказала ему только об одном: нечаянном убийстве Саши.
Стас молча держал ее руку в своей. Перебирал и гладил пальцы, изредка прикасался к ним губами.
Спустя некоторое время он перевез всех троих в город и стал продавать дом. Решение Лера приняла окончательное. Судьбу не переломить. Дом им счастья не дал. Пусть живет своей жизнью, может быть, другие будут в нем счастливы.
Вечерами мафиози приезжал к ним домой, пил чай с пирогами Веры Петровны и все говорил и говорил с Лерой, целовал ей руки и не мог на нее наглядеться. Как-то привез Игорю электрическую железную дорогу и мог играть с ним иногда по два-три часа.
Дом был продан дорого, вместе с мебелью и антиквариатом, кухонной утварью и постельным бельем, голубятней и запасами консервов. Лера оттуда ничего не взяла. Она ненавидела в нем все. В нем новые хозяева могли начать жить с момента покупки. Да к тому же дизайн, интерьеры…
— Вкус у бывшей хозяйки отменный, — с грузинским акцентом сказал авторитет в уголовном мире. — Хоть и жалко два миллиона баксов, но дом того стоит. — Даже голуби перешли к новому владельцу. Лера оставила ему надлежащие инструкции по их содержанию и телефон одного голубевода, с которым был связан крестный, мало ли что.
Рано утром Стас отвез Леру в поселок. Она хотела забрать только самые необходимые и особенно дорогие ее сердцу вещи. Оставшуюся от мамы малахитовую шкатулку, документы, игрушки Игоря, одежду. И к тому же у нее оставалось завещание Павла Александровича. Продираясь сквозь корявый почерк, написанный слабеющей рукой, она поняла, что в бане лежит вторая часть денег. Первая, в пакете, так и валялась у нее в комнате городской квартиры. Собрав несколько сумок, Лера пошла в баню. Там был полный порядок. Пахло можжевельником и свежеструганным деревом. Голова плохо соображала. Знакомый Стаса, врач, прописал ей кучу успокоительных таблеток, и она, принимая их, постоянно находилась в сладком, равнодушном дурмане. Пол в предбаннике был покрыт линолеумом и крепко прибит. В парилке деревянные доски плотно прилегали друг к другу.
«Где же эти дурацкие деньги? — как во сне думала она. — Куда он мог их засунуть? Придется звать Стаса, самой, видимо, их не найти».
Стас взял в гараже инструмент и, ловко орудуя им, извлек из-под линолеума черный пластмассовый «дипломат».
В чемоданчике лежало двести тысяч долларов и «палехская» коробочка. В ней были бриллианты. Немного. Пять штук. Но какие! Все трехкаратники. Все разных оттенков. Один голубой воды. Два камня чайного оттенка. Один отдающий изумрудной зеленью. И еще один, похожий на рубин, как цвет переспелого винограда.
— Вот как странно бывает в жизни, — в раздумье сказал Стас. — Чужой человек, сосед по коммунальной квартире, а любил тебя как отец родной. Где же его дети? Где внуки? Как же они могли от него отказаться? Что они за люди? И ведь ни камушка не завещал им передать. Знать, крепко насолили, обидели человека.
— Он меня очень любил. Сама не знаю, как получилось. Перед его смертью мы говорили об иммиграции. Хотели уехать из России. Все равно куда, лишь бы уехать. Вот смотри! — Лера протянула Стасу вкладыш от коробочки из-под лекарства. — Это он, умирая, написал. Видишь, он просит меня уехать. Хочешь поедем вместе? А?