— Тамми.

Подошел другой офицер.

— О, приятель, можно мне тоже один? Обожаю этот фильм «Алебастр». Вы классно в нем сыграли, а цыпочка, которая была там с Вами… Она такая же горячая в жизни?

— Нет, она еще лучше.

Полицейский рассмеялся.

Айдан задумался, в то время как его заполнила радость, которую он часто чувствовал прежде. Даже спустя столько лет он все еще помнил, когда его в первый раз попросили дать автограф. Помнил первый раз, когда кто-то остановил его на улице, чтобы сказать насколько они любят его творчество. Ничто не сравнится с этим. Неважно где или когда, ему нравилось, что его останавливают поклонники. Нравилось уделять им внимание, поболтав с ними несколько минут.

Донни и Хизер испоганили это ощущение своим ядом.

«Этим людям нет до тебя никакого дела. Они — просто прилипалы, желающие прикоснуться к кому-то, кем им никогда не стать. Боже, терпеть не могу, когда они подходят к нам. Я не могу даже поесть спокойно. Почему ты не скажешь им, чтобы они ушли и оставили нас в покое?»

Но Айдан никогда не был против. Даже когда дело дошло до того, что он не мог проехать по улице с опущенными окнами, или в тех случаях, когда репортеры пробирались к нему на задний двор, он не был против. Он был рад, что делал что-то, доставляющее другим людям удовольствие, и если разговор с ним сделает их счастливыми… Ни одно чувство не может быть восхитительнее, чем осознание того, что он затронул их жизни и осветил их лица улыбками, даже если это длилось всего лишь несколько минут.

С детства он хотел именно этого. Айдан усердно боролся, изо всех сил стремился к достижению цели. Он снес достаточно «ударов пращей и стрел судьбы жестокой»[40]— Шекспир мог бы гордиться.

И он наслаждался каждым мгновением этого чувства.

Айдан вручил офицеру подписанную для Тамми фотографию, а затем взглянул на второго.

— Как Вас зовут?

— Рики… и Вы можете подписать еще одну для моей девушки, Тиффани? Она просто умрет, если я принесу домой Ваш автограф. О, и моей маме, Саре. Она — ваша поклонница с того фантастического фильма ужасов. Я тоже его люблю, хотя он конкретно выносит мозги.

Айдан рассмеялся от энтузиазма мужчины.

— С удовольствием.

Когда все это закончилось, Айдан в общей сложности подписал двадцать фотографий для полицейских и медработников. Донни вопил из машины скорой помощи о грубом нарушении своих прав, но это никого не заботило.

— Счастливого Рождества, — сказал Рики, выходя вслед за остальными из дома Айдана. Он задержался возле раскуроченной двери. — Вы, наверное, должны вызвать кого-нибудь, чтобы починить ее. Не думаю, что Вам следует оставаться здесь без прочной двери, учитывая то, что случилось сегодня.

— Спасибо. Я позабочусь об этом.

Рики протянул ему руку.

— Вы — хороший человек, мистер О'Коннор. Большое спасибо за автографы.

— Не за что, и зовите меня Айданом.

Рики широко улыбнулся.

— Айдан. Было приятно с Вами познакомиться. Жаль только, что обстоятельства были не самые лучшие.

— Да, мне тоже. Счастливого Вам Рождества и передавайте привет Вашей маме и Тиффани.

— Будет сделано. Спасибо.

Айдан проводил его до крыльца, где наблюдал за тем, как Рики шел к своей машине. Затем все тронулись в путь. Когда они выехали на дорогу, Айдан все еще слышал приглушенный голос Донни, проклинающий его. Мужчину затопила жалость, но с другой стороны, возможно, хорошо, что брат все еще снедаем ненавистью. Однажды Донни полностью осознает, чего ему стоила его зависть, — что в попытке уничтожить Айдана, он разрушил всю свою жизнь.

Да поможет тогда Бог его брату.

Теперь с его плеч скатилась боль от предательства Донни. Его на самом деле это больше не заботило.

— Я — последний выстоявший человек.

Вся сложность состояла в том, что он выстоял один, и впервые за долгое время его одиночество переворачивало ему душу.

Закрыв глаза, Айдан почувствовал на себе укус холода, когда мысленно вызвал образ Леты.

— Я скучаю по тебе, малыш.

Но с этим ничего нельзя было сделать.

Жизнь есть то, что она есть.

Совершенно разбитый, он повернулся, чтобы войти в дом и увидел, что его дверь отремонтирована.

— Лета? — с надеждой в голосе спросил Айдан.

Это была не она. В гостиной стоял Деймос, глядя на него.

Айдан не мог понять причин его присутствия.

— Я думал, что ты играешь в шахматы.

— Я собирался, но… — Он запнулся, как будто у него было кое-что на уме.

— Но?… — подтолкнул Айдан.

Деймос указал на дверь кивком головы.

— Я вспомнил, что у тебя сломалась дверь.

— Спасибо за ее восстановление.

— Не вопрос.

Айдан выдержал паузу, ожидая, что Деймос заговорит или сделает что-нибудь. Когда ничего не произошло, он выгнул бровь.

— Я могу тебе чем-нибудь помочь?

— Не совсем. Вернее было бы сказать о том, чем я могу помочь тебе.

Теперь он завладел полным вниманием Айдана.

— И чем?

Взгляд Деймоса буравил его насквозь.

— Что бы ты отдал за то, чтобы Лета была с тобой?

Айдан ни секунды не колебался.

— Все.

— Уверен?

— Да. — Внезапно все кругом потемнело. Айдан начал метаться в поисках опоры, пытаясь сдержать смятение, но ничего не видел, не чувствовал и не слышал. Вокруг была лишь непроглядная тьма. — Лета?

Но ответа не было. Ни нежно протянутой руки помощи. Ни слов поддержки и ободрения. И он еще сильнее ощутил отсутствие всего этого.

Когда вновь появился свет, Айдан увидел себя ребенком около Рождественской елки. Ему было одиннадцать лет, и он находился в доме своего дяди. Айдан нахмурил брови, пытаясь вспомнить, когда точно это было, но не смог. Он вспомнил лишь окружающую обстановку.

— Что ты получил? — спросил Донни, подходя к играющему Айдану.

Айдан показал игрушечную фигурку.

— G.I. Joe[41]и немного конфет.