Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Где Сухой? — мрачно спросил гориллообразныйбоевик. Несчастная женщина невнятно мычала и качала головой, не понимая, чегоименно от нее хотят.
— Где он прячется? — настойчиво спрашивал боевик.
Стоявший у дверей лысый внимательно смотрел на часы. Ровно вполовине десятого он должен был начать действовать. На нем был темный костюм,черные ботинки и темная водолазка, словно он нарочно избегал светлого цвета.Ведь на светлом так заметны пятна крови. Лысый был опытным, профессиональнымубийцей.
Видя, что женщина ничего не соображает от страха, один избандитов принес ей стакан воды, отвязал ее правую руку и посоветовалуспокоиться и рассказать, где сейчас находится ее муж. Она пила воду крупнымиглотками, разбрызгивая ее, со страхом глядя на склонившихся над ней людей. Онаготова была рассказать им все, надеясь, что они не станут ее мучить.
Сириец нетерпеливо ждал звонка. Волнуясь, встал с дивана иподошел к окну. Потом нервно повернулся к своему гостю.
— Чего они медлят? — злобно сказал он. — Ужедавно должны позвонить. Сам дал мобильный телефон этим кретинам.
— Ничего, — улыбнулся Папаня, — они позвонят.
Он держал в руке стакан с минеральной водой и был похож надоброго Деда Мороза, случайно зашедшего летом поздравить ребятишек.
В Киеве, не дождавшись, пока несчастная женщина успокоится,один из боевиков выбил у нее из рук стакан. Потом ударил ее по лицу и заревел:
— Где он?
— Не бейте меня, — взмолилась женщина, — ядействительно ничего не знаю. Он позвонил мне и сказал, чтобы я срочно уезжалав Киев. Я тут же собралась и уехала. Вот и все. Больше я ничего не знаю…
— Где он сейчас? — настаивал один из ее мучителей.
— В Финляндии.
— Мы знаем, что в Финляндии. Где именно?
— Он не сказал. Он только сказал мне, чтобы я переехалав Киев. Он мне ничего не объяснял, тут же положил трубку.
Допрашивающий ее бандит с размаху дал ей пощечину. Потомобернулся к другим, усмехнулся:
— Там на кухне я видел утюг. Тащи его сюда и включи. Мысейчас будем гладить эту стервочку. Авось что-нибудь припомнит.
— Нет, — истошно закричала Надежда, когда увидела,как один из боевиков поспешил выполнить поручение старшего.
Стоявший у дверей лысый еще раз посмотрел на часы. Ровнополовина десятого. Он обернулся к одному из охранников и что-то тихо сказал.
— Что? — наклонился к нему дюжий парень, и в этотмомент убийца резко взмахнул рукой, нанеся удар ребром ладони по шее охранника.Тот обмяк и свалился как подкошенный. Второй охранник обернулся как раз в тотмомент, когда убийца профессионально отработанными ударами свалил и его. Затемон вытащил из кармана тонкую леску, неслышно подошел к дверям, чуть приоткрылих и заглянул в комнату.
Сириец по-прежнему стоял спиной к дверям, глядя в окно.Папаня сидел на диване, абсолютно не реагируя на действия лысого, хотя видел,как тот вошел в комнату, мягко прикрыл дверь и мягкой походкой направился кСирийцу.
В Киеве один из боевиков поднял горячий утюг, и Надежда,даже не ожидая, когда раскаленный металл коснется ее тела, заорала на весь дом.
— Не кричи, — испуганно попросил бандит, державшийв руках утюг. Он даже немного растерялся.
Она продолжала неистово орать, пока один из мучителей незаткнул ей рот полотенцем. Но вокруг уже всполошились соседи, было довольнопоздно, и в панельном доме крики разнеслись по всем этажам. Снизу громкостучали.
— Сейчас милицию вызовут, — заорал один избандитов, — уходим к чертовой матери!
— А что с ней делать? — спросил другой.
— Бросай ее. Она ничего не знает, — махнул первый,подбегая к двери. Остальные последовали за ним. Последний, перед тем каквыбежать из квартиры, все-таки подскочил к Надежде и ударил ее по лицу так, чтоона упала вместе со стулом.
Боевики выбежали из квартиры, когда уже отовсюду доносилисьвозмущенные крики. Даже тетка Надежды, набравшись храбрости, начала кричать изванной, чем напугала внука больше, чем все похитители, вместе взятые.
Боевики поспешили в сторону метро, и один из них досталмобильный телефон. Надо было доложить о результате Сирийцу. Он быстро набралномер, ожидая соединения.
Сириец неподвижно замер, глядя в ночную тьму, когда раздалсяпронзительный телефонный звонок. Он повернулся к аппарату и увиделнадвигающегося на него убийцу и молча сидевшего на диване Папаню. Он вдруг всепонял. И внезапный приезд Папани, и это его молчаливое ожидание. Убийца уже былв двух шагах от него, надвигаясь уверенно и грозно. Он не сомневался, чтоСириец не сможет ничего предпринять. Он только не мог предвидеть того, что подбольшим шерстяным пуловером, в котором обычно Сириец ходил дома, он держалоружие. И тут сказались реакция и опыт закаленного в передрягах зека. Не даваяубийце и секунды, Сириец выхватил пистолет и выстрелил лысому прямо в лицо.Убийца дернулся и, отлетев к стене, тяжело сполз на пол.
Телефон продолжал настойчиво звонить. Сириец направилпистолет на своего гостя. Папаня нервно отставил стакан с минералкой. Руки егозаметно дрожали.
— С ума сошел? — нахмурился он. — Ты что,хочешь и меня убрать? Не дури…
— Хочу. Давно хочу, — хищно улыбнулся Сириец ивыстрелил в голову своего ненавистного гостя, влепив пулю точно между глаз.
В комнату ворвалось сразу несколько его телохранителей.
— Убрать этих скотов, — жестко распорядилсяСириец. Он злобно усмехнулся и добавил: — Они приехали за нами.
Сидевшие в машинах боевики так ничего и не поняли, когда поавтомобилям начали стрелять со всех сторон. Они ожидали сигнала, а вместо этогона них внезапно напали. Внизу еще раздавались предсмертные крики и проклятия,гремела пальба, когда Сириец наконец поднял трубку телефона.
— Он в Финляндии, — доложил один из его боевиков. —Его баба ничего не знает. Он сказал ей, чтобы она ехала в Киев. И все…
— Идиоты, — Сириец в сердцах бросил трубку.
Внизу все еще раздавались автоматные очереди и крикиумирающих бандитов.
Всю вторую половину дня Сухарев шлялся по городу, мучаясь ине зная, как ему поступить. Ночью он вернулся в мотель. Постояльцы из соседнегономера уехали еще утром, даже не узнав о том, какой страшной опасности ониподвергали себя и своих детей, оставаясь в этом мотеле. Номер, который занималСухарев, был крайним с правой стороны здания. Мотель был одноэтажный, старый, иСухарев по закоренелой воровской привычке сам выбрал именно его. Он вдругпочувствовал, что у него как-то особенно неприятно чешутся ноги, и решил, чтоэто из-за долгой бесцельной ходьбы по городу.