Хуже всего, она не понимала, чем обидела Лео. Он не казался обиженным, просто благодушие сменилось безразличием. Вот только на душе стало как-то мутно. Лео отвернулся, и она схватилась за переносицу, запрокидывая голову. Только слез сейчас не хватает!

Все произошло слишком быстро. Марина не успела сморгнуть, как очутилась в объятиях Лео. Он сидел на стуле, усадив ее на колено, и бережно придерживал за плечи. Никакого интима — поглаживание по волосам и тихое бормотание:

— Прости, маленькая. Я и забыл, как сложно со свитчами… Вы такие… ранимые…

Это прозвучало так неожиданно, что Марина даже перестала плакать.

— Ранимые? — переспросила она, шмыгая носом. — Мне показалось, я ляпнула что-то не то, обидела тебя.

— Ты усомнилась в том, что мне можно доверять. — Зеленые глаза так близко! Марина испытывала двоякие чувства: страх подталкивал к побегу, а желание ласки — к поцелую. — Я флиртую, но не стремлюсь сковать тебя цепями любой ценой. Ты красивая женщина, малышка, это нормально — флиртовать с тобой.

— Прости… — она смутилась и опустила голову. — Видимо, я просто устала.

— Не надо, не извиняйся. Это я виноват.

В его раскаянии ощущалась искренность. Марина теряла контроль — в ней снова просыпалась саба. Хотелось прижаться к теплому боку, хотелось заботы и ласки.

— Ты постоянно в смятении, верно? — Лео погладил ее по спине, как будто она была ребенком. — Ты же начинающая, новичок. То ли Верх, то ли низ. То ли госпожа, то ли саба. Я флиртую, а тебе кажется, что я хочу поставить тебя на колени.

— Но… — Она хотела возразить, но осеклась под внимательным взглядом Лео. Он прав, все так и есть. А ее возражения стали бы еще одной ложью. — Это и есть моя… ранимость?

Он кивнул:

— Это пройдет, маленькая. Ты обретешь уверенность, обретешь себя. И в том, чтобы переключаться с одной роли на другую, нет ничего плохого. Если ты когда-нибудь решишься — я к твоим услугам.

— Я боюсь боли… — тихо напомнила Марина.

— Ты говоришь о страхе, но не о неприятии. Доверься мне, и ты забудешь о нем.

— Хорошо… Я подумаю. Спасибо.

Лео поцеловал ее в макушку и отпустил.

— Может, покажешь мне? — предложила она. — То, что предлагал.

— Если ты мне поможешь, малышка.

Он достал из шкафа пять свечей — обычных, белых, с широким основанием. Вручил Марине коробок спичек, снял со стены кнут.

— Пойдем наверх. Можно и тут, но не хочу пугать тебя огнем в закрытом помещении.

Они вышли на задний двор, на лужайку.

— Расставь свечи в произвольном порядке, где хочешь. И зажги их.

Ветра не было, и пламя держалось ровно. Марина поставила одну свечу на перила беседки, вторую — на ступеньку крыльца, три оставшихся разместила в траве. Лео прошелся, словно примерял расстояние между свечами, потом подал черный платок, попросив завязать ему глаза. Для этого он присел на корточки.

— Отойди подальше, малышка, — велел он. — Лучше в беседку, оттуда тебе будет хорошо видно.

Марина послушно спряталась в беседке.

Кнут в руках Лео ожил. Что-то подобное она уже видела на вечере в БДСМ-клубе, но там пороли саба, а Лео пронесся по лужайке, как вихрь, совершив лишь пять движений кнутом. После каждого гасла свеча. Они не перевернулись — ни одна. Щелк! И огонек гас, как будто его задул ветер.

Марина не выдержала и восторженно захлопала в ладоши. Лео снял повязку и шутливо поклонился.

— Потрясающе! — воскликнула она.

— Теперь ты доверишься мне, малышка? — с улыбкой спросил он.

— Возможно… — призналась она, не в силах соврать.

Не совершила ли она ошибку, выбрав роль госпожи?

— Ты занят в эти выходные? — поинтересовалась Марина, когда они ждали такси.

Лео не позволил ей ехать на маршрутке. Извинился, что не может отвезти сам, и настоял на такси, заверив, что сам оплатит все расходы.

— Решилась? — усмехнулся он.

— Нет. Меня пригласили на дачу, а я могу пригласить с собой друга. У тебя будет целых два дня, чтобы уговорить меня попробовать.

— М-м-м… Заманчиво. А кто пригласил и где дача?

Когда Марина назвала имя, он тут же согласился.

Егор пытался забыть Марину целых три дня: не думать о ней, не вспоминать, не мечтать о новой встрече. В воскресенье все было чудесно, но лишь до того момента, как с него сняли ошейник. В общем-то, Егор еще накануне понял, что защита дала трещину. Ошейник — это граница, это его гарант спокойствия и уверенности. Только с леди-малышкой граница размывалась, и Егор ничего не мог с этим поделать.

Марина изменилась. Она приняла его правила игры и больше не пыталась сблизиться. Внешне это никак не проявлялось, она оставалась все такой же милой, легкой и светлой, все такой же непредсказуемой и властной, изумительно точно чувствующей его потребности и угадывающей его желания. Но она больше не дразнила его поцелуем и не хотела секса.

И когда ошейник был спрятан в кармане джинсов, легче не стало. Егор все так же хотел эту женщину: хотел почувствовать вкус ее губ, хотел взять ее по-настоящему, хотел усадить в удобное кресло и хлопотать по дому, готовить еду и мыть тарелки, хотел встречать ее каждый день с работы и массировать уставшие ножки. Без ошейника. В этом-то и проблема.

А Марина собирала на стол, кормила его ужином, улыбалась его шуткам. И была сдержанной и спокойной. Почти чужой.

Разве он не этого хотел?

«Беги, пока не поздно, кретин. Ты забыл, чем это закончилось в прошлый раз?»

Марина не такая. Она особенная.

«Не проверишь — не узнаешь. А проверка может стать очень болезненной».

Или приятно удивить.

«Ты дал слово. Ты не имеешь право его нарушить».

Весомый аргумент.

— Егор, Илья пригласил на дачу…

— Отлично, поезжай. Отдохнешь на природе.

Он перебил ее, не дав договорить, но она все же спросила:

— Ты поедешь со мной?

— Нет.

Отказ ее не удивил. Леди-малышка не сомневалась, что он не захочет ехать. Даже не спросила, почему. Это горьким комком встало в горле.

— Ой, я же хотела тебя попросить! — воскликнула она, как ни в чем не бывало. — Сходишь со мной в секс-шоп? Мне неловко одной, но хочется купить пару игрушек. Мы могли бы…

— Нет, Марина, извини. Сходи с подругой.

— А, ну… ладно.

Леди огорчилась. Егор чувствовал себя поганцем, обидевшим котенка. Но он уже через это проходил: совместный выбор игрушек — это очень интимный процесс, после него тяжело будет отказаться от всего остального.