– Заблаговременно выдвинутые требования разрушат все для всех сторон, – сказал он. – Что бы мы могли сделать? Германия, естественно, выдвинет требования, которые другие стороны посчитают экстравагантными и нелепыми. Антанта выдвинет требования, которые приведут в ярость немцев. В результате обе стороны придут в такую ярость, что никаких переговоров не будет и в помине. Нет, если мы действительно хотим закончить войну, то необходимо, чтобы прекратились военные действия. Прекратив сражаться, вновь драться мы не начнем. Истории неизвестны случаи, когда результатом прекращения военных действий не был бы мир. Так же будет и в этом случае.

Беседы с Вангенхаймом дали мне некоторое представление об условиях, которые могла выдвинуть немецкая сторона. Изложенная выше ситуация вокруг Египта и Месопотамии также проясняла картину. Вангенхайм очень настаивал на том, что у Германии должны быть постоянные военно– морские базы в Бельгии, при помощи которых немецкий флот мог постоянно угрожать Англии блокадой и таким образом обеспечить «свободу морей». Германия желала везде иметь право на разработку угля, и это требование выглядело абсурдным ввиду того, что у Германии всегда были подобные права в мирное время. Немцы могли отдать Франции кусок Лотарингии и часть Бельгии, возможно Брюссель, взамен контрибуции.

Вангенхайм предположил, что мне следует рассказать об этом деле в американском правительстве. Мое письмо в Вашингтон датируется 11 января 1915 года. В нем говорилось о внутренней ситуации и излагались причины, почему Германия и Турция хотели мира.

Особенно любопытным было то, что Германия игнорировала Австрию. Паллавичини, австрийский посол, ничего не знал о немецких планах, пока я сам не рассказал ему об этом. Игнорируя таким образом своего союзника, немецкий посол не питал при этом никакой личной неприязни к нему. Он обращался с ним точно так же, как министерство иностранных дел – с Веной, то есть не как с равным, а практически как со слугой. Мир с попытками немцев по военному и дипломатическому присоединению Австро– Венгрии был уже достаточно хорошо знаком. Однако тот факт, что Вангенхайм делал столь важный шаг, как попытка мирных переговоров, но не информировал о том Паллавичини, а тот узнавал об этом через третье лицо, говорил о том, что Австро-Венгрия перестала быть независимой империей.

Конечно же данное предложение ни к чему не привело. Наше правительство отказалось предпринимать какие-либо действия, по-видимому не считая время подходящим. Но Турция и Германия впоследствии вновь вернулись к этому вопросу. Переговоры завершились во второй половине марта, когда Кюльман уже покинул Константинополь и стал послом в Гааге. Он приехал в американское посольство, чтобы попрощаться, и был столь же очаровательным, веселым и вежливым, как обычно. Перед тем как покинуть здание, он пожал мне руку и сказал следующие слова – последующие события заставили меня вспомнить их: «Через три месяца у нас наступит мир, ваше превосходительство!»

Этот разговор и последующий его отъезд состоялись в марте 1915 года!

Вероятно, единственной причиной столь страстного желания Германией мира была ситуация в Дарданеллах. В начале января, когда Вангенхайм убеждал меня написать письмо в Вашингтон, люди в Константинополе были очень встревожены. Прошел слух, что союзники собрали флот из сорока военных кораблей в устье Дарданелл и намеревались попытаться захватить пролив. Распространенная в Константинополе уверенность, что подобная попытка увенчается успехом, делала ситуацию особенно напряженной. Это мнение разделял Вангенхайм в какой-то своеобразной форме – так же как и фон дер Гольц, знакомый с обороной Дарданелл не понаслышке, а как человек, в течение нескольких лет занимавшийся реорганизацией турецкой армии. В своем дневнике я обнаружил мнение фон дер Гольца, переданное мне Вангенхаймом, по этому вопросу. Здесь я привожу его буквально: «Хотя он и полагает, что невозможно захватить Дарданеллы, но, по его мнению, все равно, если Англия решит, что этот шаг важен в ведении войны, то, пожертвовав десятком кораблей, сможет захватить вход в пролив и сделает это очень быстро. Через десять часов после начала штурма пролива англичане будут в Мраморном море».

В тот же самый день, передав мне мнение фон дер Гольца, Вангенхайм попросил меня спрятать несколько чемоданов с ценностями в американском посольстве. Очевидно, он готовился к отъезду.

Читая доклад Кромера об атаке на Дарданеллы, я обнаружил, что адмирал сэр Джон Фишер, глава морского ведомства, назвал цену успеха – двенадцать кораблей. Вполне очевидно, что мнения фон дер Гольца и Фишера различались незначительно.

Когда до Турции дошли сведения об атаках Антанты, ситуация стала почти безнадежной. Повсюду страх и паника охватили не только простой народ, но и официальных лиц. Страна плавно двигалась к катастрофе. До 1 января 1915 года Турция никак не оправдывала свое участие в войне. Наоборот, практически везде ее военные терпели поражение. Джемаль, как уже говорилось, покинул Константинополь как будущий «победитель Египта», но его экспедиция потерпела жестокое и унизительное поражение. Попытка Энвера освободить Кавказ от российского господства имела гораздо более тяжелые военные последствия. Он проигнорировал совет немцев позволить русским дойти до Сиваса и остановиться там. Вместо этого он тупо попытался захватить российскую территорию на Кавказе. Турецкая армия по всем статьям потерпела поражение, но военная неудача оказалась отнюдь не последней бедой, с которой пришлось здесь столкнуться. Медицинская и санитарная служба Турции была более чем плохой. Во всех лагерях начались эпидемии тифа и дизентерии, во время которых погибло около 100 тысяч человек. В город постоянно приходили жуткие вести о страданиях несчастных солдат. Всем было прекрасно известно, что Англия готовилась к вторжению в Месопотамию, и ни у кого не было никаких причин полагать, что эта кампания потерпит поражение. Каждый день турки проводили в ожидании новостей: вот болгары объявили войну и теперь шли на Константинополь. Все прекрасно понимали, что данный факт означал вступление в войну также Румынии и Греции. Не было дипломатическим секретом, что Италия ждала лишь наступления теплой погоды, чтобы присоединиться к Антанте. Тогда же российские моряки на Черном море атаковали Трапезунд, и каждый день ожидалось, что они вот-вот окажутся в устье Босфора. В то же время внутренняя ситуация была плачевной: по всей Турции ежедневно от голода умирали тысячи человек; практически всех здоровых мужчин призвали в армию; так что лишь те немногие, что остались, должны были возделывать землю; криминальные конфискации практически полностью разрушили торговлю; казна была опустошена гораздо в большей степени, чем это можно было позволить, поскольку закрытие Дарданелл и блокада средиземноморских портов прекратили импорт и не у кого было взимать таможенные пошлины. Все возрастающий гнев населения в любой момент мог обернуться против Талаата и его товарищей. И в тот момент, когда беды окружали страну со всех сторон, турки узнали, что приближается могучая английская армада со своими союзниками, полная решимости разрушить оборону и захватить город. Не было другой силы, которую они бы боялись так, как английский флот. В течение нескольких веков этот самый флот ни разу не терпел поражений, и это вызывало чувство подавленности у турецких граждан. Англичане казались им людьми, обладающими сверхчеловеческими способностями – непреодолимой силой, которую невозможно победить.