– Это не случай, – грубо оборвал Игоря глава. – Это Яр! Я уверен, что все это он сделал специально. Он ненавидит нас… людей! Потому что сам – не человек…

– Как бы то ни было, – у лекаря не было желания переубеждать Воеводу относительно вины Яра. Отец, сын которого умирал, вряд ли посмотрит на проблему с другой стороны, так как он уже все давно решил. Приговорил и привел в исполнение, как минимум, в своей голове… – Как бы то ни было, трагедия, разыгравшаяся на испытании, активизировала механизм защиты, может быть, иммунную систему, и организм запустил реакцию ускоренного видоизменения.

– Но как такое возможно?!

– Обыкновенно. Естественная защита любого живого существа, клетки, микроорганизма. Если угрожает опасность – включается защитная реакция… Поэтому он не умрет. Повышенный метаболизм организма, рана быстро затягивается, но вот то, что он проснется человеком, я гарантировать не могу…

– Ты должен его вылечить! – зло бросил Воевода, опять направив пистолет в сторону лекаря.

– Я уже говорил, что не могу, – мягко ответил тот.

– А мне плевать! Я здесь главный! А все остальные… все остальные мои…

– Рабы? – подсказал Игорь тихо.

– А какая разница, как их называть?

Панов вдруг успокоился и непринужденно улыбнулся. Это выглядело жутко: у недавно разъяренного, брызгающего слюной мужчины резко изменилось настроение, лишь злые глаза за кругляшками очков выдавали его. Столь быстрая перемена при одном упоминании о его подданных выдавала в нем психическое расстройство или, как минимум, въевшуюся глубоко в сознание привычку эксплуатировать людей.

– Какая разница, а, Игорь? От смены названия сущность-то не меняется! Разве не так? Слышал одну притчу? Она как раз об этом… – Потемкин лишь слегка пожал плечами, а Воевода, довольный собой, принялся рассказывать: – Веришь или нет, но когда-то давно в Египте жили два фараона. У первого дела обстояли неважно, хоть и рабов было в несколько раз больше. Так вот… Однажды, когда второй был у первого с визитом, тот пожаловался. Мол, что за херня: рабы работают вполсилы, камни таскают медленно, на боль от ударов кнутами не обращают внимания, вечно вялые и недовольные. На что второй хитро усмехнулся и что-то тихо сказал ему. На следующий день первый объявил полную свободу: живите, как хотите, но, чтобы кушать, придется зарабатывать. И каждый камушек оценил в монету… И что ты думаешь? С одной стороны, мир изменился кардинально – люди выстраивались в очереди, чтобы сдать камни: так много и в таких количествах их теперь носили. Кто-то бегом, кто-то по два или три, более умные сбились в группы… Но суть-то! Суть-то от этого не стала другой. Чем рабы занимались раньше, тем и теперь. Они так же таскали для господина камни!

– Занятно, – кивнул Потемкин, но радости Главы он не разделял.

– Ну, а я о чем? – ухмыльнулся Панов. – Вот и у тебя есть несколько вариантов: либо стать рабом и всю жизнь прожить в клетке или пристреленным, как он, – Воевода кивнул в сторону мертвого доктора. – Либо присоединиться ко мне, к верхам, и жить, ни в чем себе не отказывая…

– И быть, по сути, таким же рабом, – Игорь тоже кивнул в сторону доктора, – готовым в любой момент, в зависимости от настроения владыки, получить пулю в голову.

– Это снова палка о двух концах, Потемкин, – Панов поморщился. – Главное – попробовать, главное – ступить за линию, главное – принять нужную сторону, и может быть… может быть, ты останешься в рядах этой верхушки навсегда. Как говорится, Москва не сразу строилась.

– Кстати, о Москве, Юрий Сергеевич. Возможно, сейчас тот же самый вирус, который изменяет вашего сына, распространяется по метро в этой самой Москве… а чуть позже, когда все люди превратятся в ЭТО, эти твари займутся и периферией… Они придут сюда!

– Да мне-то что. Мне главное – заиметь в команде умного человека, такого, как ты, Потемкин, и, хочешь ты того или нет, но я тебя отсюда не выпущу.

– Принцип ведра с крабами, – усмехнулся Игорь.

– Что?

– С раками, Юрий Сергеевич, – поправился лекарь, – с раками. Представьте себе ведро с ними. Их много, они все цепляются друг за друга. Один хочет выбраться, но сородичи не дают ему, затягивают обратно.

– Хм… Интересное сравнение…

– Не то слово, Юрий Сергеевич, – Потемкин впился взглядом в глаза Воеводы. – А представьте, что один из этих раков оказался ядовитым… Ну, допустим, некая генетическая аномалия. Так вот, из-за невозможности выбраться из этого ведра умрут все!

– Что-то, Игорь, ты заговорился… – Взгляд Главы потемнел, брови сдвинулись. – Хочешь представить меня вселенским злом? Опоздал лет на двадцать. Увы. В общем, так: даю тебе время до утра, иначе… Иначе вместе с чертовым ублюдком расстреляю.

– Хорошо, Юрий Сергеевич, – еле сдерживаясь, чтобы не разозлиться, тихо сказал Игорь. – Я подумаю.

– Думать вредно, Потемкин. Очень вредно и опасно. Особенно в наше время… Гром! – В комнату тут же вошел глава охраны. Злорадно глянул на Игоря и вопросительно – на Панова. – Проводи нашего друга до клетки…

***

Когда Игоря увели, Ольга в легкой прострации и смятении опустила голову на подушку. Потемкин в целях лечения с помощью какого-то «гипноза» уложил ее на свою койку. Теперь же она завернулась в теплый войлочный плащ лекаря, сжалась под ним в комок и задумчиво уставилась в грязную кирпичную стену.

Вот вроде стена: кирпичик к кирпичику, все замазано, склеено, все держится крепко друг за дружку, поэтому и стена – трудно разрушить, когда все вместе сплетено, когда цепляется одно за другое. А приглядишься – дела чуть иначе обстоят. Один кирпичик выбился чуть-чуть вперед, другой частично разрушился, третий вывалился, словно не желал быть вместе с остальными… И прочность у стены уже не та, и легче сломать, сокрушить. Ну, прямо, как люди: когда вместе, рядом, когда цепляются друг за друга – крепки, когда отворачиваются или отталкивают – слабы, как никогда. Некому поддержать, некому загородить, некому подставить плечо.

Вот Игорь – явно из тех кирпичиков, на которые хочется опереться, которые никогда не выскользнут из общей сцепки, не бросят, если им тяжело. Какой же он… Хороший. Какой… Ольга чувствовала, что ее притягивает к Игорю нечто неуловимое. Хотелось быть с ним, смеяться над его шутками, верить ему, но почему так – она не знала. Он ушел, стало грустно и одиноко – как раньше, когда оставалась дома одна, без матери и братиков. Когда в их отсутствие по дому разливалась пустота, и в теплой, протопленной комнате становилось холодно. Вот и сейчас… Ольга потуже завернулась в теплый плащ Игоря, чувствуя, что он рядом, чувствуя, как вещь отдает его тепло ей, защищает от неуютного, непонятного, страшного…

Сразу вспомнилась сказка, рассказанная матерью, в которой принцесса, одинокая и запертая в высокой башне, никогда не знала мира вокруг, никогда ни с кем не общалась в своей жизни. Она всегда была наедине со своими мыслями и фантазиями и, казалось, останется с ними навечно. Одна. Но однажды в башню заглянул принц и спас ее, и показал ей мир, настоящий и живой, которого она никогда не знала, но хотела увидеть, оказаться его частичкой. Того большого и огромного мира, который раскинул свои объятия, готовый принять девушку. Мира там, за забором…