– Но… Но откуда-ть такая уверенность-то? Ну это… что там люди выжили?

– Был я в Иваново в начале года, – ответил Потемкин. – Пожил там месяца три в общине одной, так там один радиолюбитель сигналы из Москвы ловил… Редко, но я однажды слышал. «Это Москва. Говорит Москва. Есть ли еще выжившие? Ответьте!» А дальше одни помехи. Но тот радиолюбитель мне сказал, что слышал и продолжение сигнала. Только раньше. Намного. Говорит, что люди в метрополитене заперлись. Гермоворота там есть. Огромные. И не верит, что все умерли. Не для этого метрополитен строили. Для людей строили. Чтобы жили и жили вопреки всему. А сигнал… Сигнал и заглушить можно.

Они стояли и слушали лекаря, раскрыв рты. Словно мессия сошел к ним с небес и изрекал откровение. Ведь весь их мир до этого ограничивался маленьким монастырем, а жизнь протекала внутри, взаперти, за забором. У всех, и только Потемкин появился извне, только он прошел половину мира и двадцать лет своей жизни и выжил, нет… и жил все время до этого, а не прятался, трусливо существуя, молча наблюдая, как убивают детей, как скармливают их животным, как Воевода творит, что ему вздумается.

– Мы с тобой, – твердо произнесла Ольга, а остальные закивали. Игорь на мгновение прикрыл глаза, чувствуя огромную ответственность за этих заблудших людей, вернее, накушавшихся убогой жизнью и ложью.

– Тогда – вперед, – твердо сказал он. – Обратного пути не будет.

– А его и так нет, – ухмыльнулся Яр.

Игорь поднялся и обвел взглядом всех.

– Уходим сейчас. Нужно снаряжение и какое-нибудь средство передвижения, так как чувствуют мои булки, что погони нам не избежать. Еще теплая одежда и еда.

– Есть кони, – предложил Ярос. – Быстрые, свирепые, злые…

– «Тигры», – перебил его Джордж. Все уставились на него непонимающими взглядами. Какие тигры в этих местах? Но он спокойно выдержал их взгляды и продолжил: – Две машины «Тигр» в ангаре у главных ворот. Бронированные. С кучей оружия и снаряжения внутри. А что? Их так… на всякий случай держат… Мало ли – Воеводе смыться понадобится, или мятеж подавить, ну, или вылазку сделать. Да что вы, не знали? Они ж еще со времен войны там стоят, за ними ухаживают и смотрят. Кроме того, ангар не заперт – никто не ждет внутренней угрозы, а стрельцы только внешний периметр караулят.

– Отлично! – сказал Потемкин, поднимаясь. – Я не прочь обменять свой старенький «калаш», который они у меня забрали, на новое оружие Воеводы. Остались одежда и еда…

– Сейчас организуем! – затараторила Лида. – Я ж на кухне работаю, у нас там и прачка рядом. Оль, Яр, пойдемте-ть со мной. А вы ждите в ангаре. – Потом добавила, выходя из камеры с довольным видом: – Мужичищи! Ух!

Потемкин с Жорой быстро связали Грома порванной для этих целей простыней. Закрыли решетку на замок, выключили свет и тихо покинули подземелье. Только дверь несколько раз предательски скрипнула, но на такие вещи никто внимания не обращал – люди, работающие в ночные смены, частенько сновали туда-сюда.

***

Жарко. Во рту пересохло. Кости выворачивало от испепеляющего зноя. Солнце стояло в зените и жарило, иссушало землю, растения, животных, плавило камни. Митяй несколько раз надолго закрывал глаза, но кошмар не проходил. Куда ни глянь: знойная пустыня, почерневшие, исковерканные высокой температурой деревья, сгоревшая трава и развалины Юрьева. Живых нет. Обугленные кости людей и животных устилали землю, хрустели под ногами, но юноша не испытывал страха: почему-то казалось, что все это не по-настоящему, какой-то розыгрыш, фарс. И кто бы ни вздумал ломать комедию, ему это не удалось. Странный какой-то юмор, черный.

Желание пить было так сильно, что юноша, не обращая внимания на хруст черепов под ногами, шел вперед, измученные мышцы ныли, пытались протестовать, сопротивляться, лишь бы не двигаться. Хотелось лечь на землю и подохнуть, истлеть прахом вместе со всеми умершими и врастающими в песок, заменивший землю, но пить хотелось больше. Поэтому с трудом, но Митяй еще переставлял одеревеневшие ноги. Вперед. Только вперед. В поисках колодца, речки, артезианской скважины с насосом, который он, может быть, сможет запустить, если найдет в себе силы и знания для этого.

Тягучая, слегка пульсирующая боль, растекающаяся по телу, отдающаяся в мышцах так, что их сводит. Откуда она? Откуда этот чужой мир, скелеты, развалины? Что вообще происходит вокруг? Мысли путались, не хотели открывать такую необходимую сейчас информацию. Не хотели отдавать ее человеку, словно эта информация таила в себе некую угрозу, может, даже смерть.

Митяй облизал потрескавшиеся губы и упрямо сделал следующий шаг. Ступня скользнула по черепу, и он тяжело рухнул на кости. Тело пронзила новая боль, сотней осколков вонзившись в плоть. Юноша замер, стараясь, чтобы лишние движения не причиняли новых мучений. Наконец-то дождался отдыха. Всмотрелся в голубое без единого облачка небо, расслабился. Чуть слева висел ярко-белый шар солнца, резал глаза светом, мешая любоваться куполом, свободным от серых туч. Когда еще удастся увидеть такое зрелище? Но солнце… солнце мешало. Митяй никогда не думал, что будет так ненавидеть светило, дающее жизнь всему на земле. Но то было раньше. Когда? Уже неизвестно.

Митяй повернул голову вправо, чтобы глаза отдохнули от ярких лучей. На него уставились пустые глазницы черепа, потрескавшегося и местами осыпающегося неуловимыми пылинками, гонимыми прочь малейшим дуновением ветерка. Нижняя челюсть давно уже отпала, затерялась среди тысяч выбеленных временем и песком костей. Одна глазница пробита, через нее видна дыра в задней части. Будто череп смотрит на юношу, сверлит взглядом.

А в голове на пределе слышимости откуда-то возникают слова: «Кто ты? Зачем ты здесь? Ты же не отсюда и никогда не будешь одним из тех, кто пал здесь…»

– Нет. Нет. Нет, – взволнованно зашептал потрескавшимися губами Митяй. Что-то не нравился ему смысл фразы в целом. Что-то неуловимо-неправильное было в ней… Хотя и понятное. – Нет! Я, как и вы – человек!

«Да какой ты человек? – легкая усмешка слышалась в голосе, гуляющем в голове, словно ветер, будто самостоятельно живущий фантом, проецируемый простреленной глазницей черепа. – По-человечески никогда не жил, да и умер-то… не как человек».

– Да что ты… Глупый череп! – возмутился Митяй, с усилием подняв руку и указывая на костяное поле и развалины, казалось, состоящие теперь из черепушек. – Что ты мне тут чешешь! Как – не был? Как? Да я больше человек, чем вы тут все, вместе взятые! Я вот еще живой! В отличие от вас – костей, позабытых временем!

«Живой, – согласился неожиданно череп, – живой… Но не человек… Уже».

– Да пошел ты! – разъярился Митяй, что придало ему силы повернуться, одним ударом разнести череп и вскочить на ноги. Кровь закипела внутри от ярости, от нахлынувшей обиды. Как это – не человек? Ну, как? Больше всех человек! Больше этих костей, разбросанных по округе, во всяком случае! Он – сын Воеводы, все-таки! А не кто-нибудь. Взгляд снова упал на руины родного города. Что бы вокруг ни случилось, ответы надо искать там!