— Как всё получилось: то ли министр её заставил, то ли по другой причине, но только она мне изменила, — сказал Август, — и вот с того дня я навсегда покончил с женщинами.

— Это пройдёт, — утешила его Ане Мария.

Но Август продолжил свой рассказ:

— Конечно, тело у неё было не совсем белое, не сказать чтобы чёрное, но и не белоснежное, это уж точно, и ещё у неё было огромное богатство, однажды она мне дала целую пригоршню жемчуга, просто так. Крупные такие были жемчужины, из тех, которые добывают в Тихом океане и которые ценятся подороже иных брильянтов.

Но Ане Марии хотелось вернуться к прерванной теме, и она спросила:

— А у тебя с ней что-нибудь было?

— Ну само собой, — гласил ответ.

— А сколько лет прошло с тех пор?

— Много прошло, очень-очень много. А почему ты спрашиваешь?

— Раз прошло так много лет, тебе, верно, сейчас так уже не суметь...

Август, снова воспламенившись:

— Это почему? Думаешь, я уже никуда не гожусь? Хочешь проверить меня? Что молчишь?

— А ты разве спрашивал? Я просто слушала... Но я хочу именно того, чего хочешь ты.

И тут Август повел себя совсем уж для неё непонятно. Он рывком поднялся с места, в два шага достиг двери, остановился и начал что-то бормотать, ломая руки. Ане Мария решила, что он углядел кого-то через окно, и спросила:

— Там что, Каролус?

— Каролус? Нет там никакого Каролуса, — ответил Август, мало-помалу приходя в себя. Перед тем как удалиться, он сказал ей, однако уже без всякой нежности во взгляде: — Если ты хочешь того же, чего хочу я, тогда не тревожься, что у тебя не будет ребёнка, которого надо воспитывать.

Август, возможно, и сам понял, что наобещал Ане Марии много, даже слишком много, поэтому несколько дней подряд он её вообще избегал, и, поскольку в конце концов ему даже начало казаться, будто она его преследует, он взял да и пошёл в Верхний Поллен, чтобы подыскать там двух детишек. Он даже принарядился, и в платье его было много красного цвета.

Особых надежд на удачу он не питал, Верхний Поллен считался таким аристократичным местом, ну откуда там могли взяться дети, которых родители готовы уступить? Для начала он пошёл к пастору — но нет, капеллан Твейто ещё не прижился в селении, и так далее и тому подобное. Пошёл тогда Август к ленсману, уж он-то должен знать бедняков, не имеющих средств, словом, тех, чьё имущество он описывал за неуплату налогов. Двух детишек из бедной семьи — нет и нет! Ленсман проявил себя патриотом Верхнего Поллена и посоветовал поискать таких в Нижнем Поллене.

— Там ты найдёшь их сколько захочешь, — сказал он.

Значит, так: он обращался к Августу на «ты», да и вообще держался невыносимо, ну что ж, надо отплатить ему той же монетой! Этот ленсман был совсем молодой человек, сын старого ленсмана, которого уважал весь Поллен, а сын оказался такой самоуверенный, умом не блистал, может, он тоже вполне приятный и доброжелательный человек, но уж точно неумен. Поэтому Август, острый на язык, сразу с ним поквитался, хотя начал ласково и сдержанно:

— В Нижнем Поллене и впрямь много всякого добра, но бедных детей у нас не водится. Вот почему я и надумал поискать здесь.

— Ха-ха-ха! — расхохотался ленсман. — А какое такое добро есть в твоём Поллене? Селёдка и селёдка, а боле ничего!

— Сельдь у нас тоже есть, — согласился Август, — да и вообще много такого, чего ты в своём Верхнем Поллене и в глаза не видел.

Ленсман даже растерялся от обращения на «ты»:

— Ну, может быть. Но хочу тебе заметить, что между тобой и ленсманом, с которым ты разговариваешь, есть всё-таки разница.

— Есть, — ответил Август с невинным видом, — но я ведь никак не даю тебе понять, что ты ниже меня.

Ленсман воззрился на него с каменным лицом. Когда Август попрощался и ушёл, выражение лица у ленсмана не изменилось.

По каким-то причинам Август побаивался вернуться домой ни с чем; он попал в затруднительное положение, ему надо было хоть из-под земли раздобыть этих детей, ну не делать же их самому! В частные дома ему ходу не было, даже и пробовать не стоило, поэтому он пошёл к причетнику. И вот там ему повезло. Да-да, причетник Йонсен был учителем в Верхнем Поллене, он мог поразмыслить, не то чтобы назвать кого-нибудь конкретного, но...

Обрадовавшись, Август решил выставить в неприглядном свете и ленсмана, и пастора, не заботясь о том, разумно это или нет. Преисполненный недобрых чувств, он начал с пастора: хельгеланнец, у которого, возможно, и вши есть, а уж под носом-то наверняка не слишком чисто. Поглядел бы он лучше, как выглядит капитан на океанском пароходе: широкий золотой кант на фуражке и на рукавах, золотые звёзды на куртке, золотая цепь на животе, золотая ручка с золотым пером, золотой портсигар, золотые часы, золотое кольцо, словом, куда ни глянь, всюду золото. Никакого сравнения с капелланом Твейто, он-то из здешних, только и делает, что жуёт свою жвачку да краснобайствует, и ровным счётом ничего не знает, ну куда уж хуже?

Причетник улыбнулся и слегка кашлянул. И тогда Август решил ленсмана не трогать. Причетник Йонсен, как уже было сказано, ручаться ни за что не может, но вот есть здесь такой кузнец... Несколько лет назад в Верхнем Поллене поселился один кузнец со своим семейством, звать его Эйде Николаисен, у него жена и целый выводок детишек. Приехали они из Стокмаркнеса, очень бедствовали, но им всё время помогала местная управа. Вот пусть Август там и поспрошает. О самом кузнеце ходит недобрая слава, он явно и с полицией имел дело, и жена у него совершенно замученная, но дети, может, окажутся вполне подходящие.

— Да плевать, какие там родители! — воскликнул Август. — Не имеет значения, из детей могут выйти и губернаторы, и президенты, я вдоволь такого понагляделся, когда скитался по свету. Вот, к примеру, у индийского короля даже не было рубашек с крахмальными воротничками, если не считать тех, что я дал ему поносить, когда ему пришлось впервые танцевать во дворце. Ну и что с того!

Тут и у причетника лицо окаменело, и, чтобы поскорее закончить этот разговор, он сказал:

— Да-да, попытайте счастья у кузнеца.

Вот теперь Августу и впрямь удалось кое-что сделать, он получил вроде как обещание отдать ему двух детишек, точнее, двух мальчиков пяти и шести лет, один, стало быть, немного постарше, оба большеглазые и худые, словом, то, что и требовалось. Оба были неухоженные, может, даже хулиганистые, но для усыновления очень даже годились. К тому же у них были голубые глаза, и сами они были с виду здоровые. Наверняка понравятся Ане Марии.

Августу удалось заручиться лишь предварительным согласием, до тех пор пока будущая приёмная мать не завершит дело, а она была готова прийти хоть завтра. У кузнеца не было особых возражений, он скорее был доволен, трудней оказалось уговорить мать: она в голос рыдала, отчего и у малышей сделался несчастный вид. Пренеприятная вышла сцена: бесшабашный моряк и сам растрогался, какое свинское поручение на него взвалили и какой он был дурак, когда согласился на это.