Были даже «некоторые предметы вооружения — на сумму в 28,1 млн. герм. марок».

К соглашению прилагался и список «В» «товаров, подлежащих поставке из СССР» на сумму в 180 миллионов марок.

Мы обязывались поставить немцам на 22 миллиона кормовые хлеба, на 74 миллиона — лес, на 15 миллионов — хлопка и хлопковых отходов, на 13 миллионов — фосфаты, на 9 миллионов — мехов и пушнины, на 2 миллиона — платины, почти на 4 миллиона — марганцевой руды и даже на полтора миллиона — «тополевое и осиновое дерево для производства спичек».

А вообще-то в списке было много чего еще — вплоть до необработанного и обработанного конского волоса, рыбьего пузыря, пуха и перьев…

ВЕСНОЙ Молотов говорил о политической базе экономического сотрудничества. Но в реальности все соединилось в одно — кредитно-торговое соглашение немного опередило соглашение политическое. Но — лишь на четыре дня.

С наследием Литвинова было наконец-то покончено. И 21 августа миссиям Дракса и Думенка предложили собирать чемоданы.

Банкир (и по совместительству— политикан) из группы Черчилля Леопольд Эмери позднее писал: «22 августа маршал Ворошилов заявил миссиям западных держав, что России надоело смотреть, как союзники без конца топчутся вокруг да около, и потому она вступает в соглашение иного рода. В тот же день мир узнал, что Германия и Россия заключили пакт о ненападении…»

Что ж, хоть раз Эмери, описывая позицию СССР, возвысился — пусть и перевирая немного даты—до правды. Ну, спасибо ему и на том…

ТОГО ЖЕ 21 августа Гитлер подписал для отправки Сталину личную срочную телеграмму. Шуленбург передал ее Молотову в 15.00 по московскому времени и уже в 17.00 получил от Молотова ответ Сталина.

Гитлер, в частности, писал:

«Господину И. В. Сталину

1) Я искренне приветствую заключение германо-советского торгового соглашения, являющегося первым шагом на пути изменения германо-советских отношений.

2) Заключение пакта о ненападении означает для меня закрепление германской политики на долгий срок. Германия, таким образом, возвращается к политической линии, которая в течение столетий была полезна обоим государствам. Поэтому Германское Правительство в таком случае исполнено решимости сделать все выводы из такой коренной перемены.

3) Я принимаю предложенный Председателем Совета Народных Комиссаров и Народным Комиссаром СССР господином Молотовым проект пакта о ненападении, но считаю необходимым выяснить связанные с ним вопросы скорейшим путем.

5) Напряжение между Германией и Польшей сделалось нетерпимым. Польское поведение по отношению к великой державе таково, что кризис может разразиться со дня на день. Германия, во всяком случае, исполнена решимости отныне всеми средствами ограждать свои интересы против этих притязаний.

6) Я считаю, что при наличии намерения обоих государств вступить в новые отношения друг к другу является целесообразным не терять времени. Поэтому я вторично предлагаю Вам принять моего Министра Иностранных Дел во вторник 22 августа, но не позднее среды 23 августа. Министр Иностранных Дел имеет всеобъемлющие и неограниченные полномочия, чтобы составить и подписать как пакт о ненападении, так и протокол (о протоколе было кратко сказано в пункте 4-м. — С. К.). Более продолжительное пребывание Министра Иностранных Дел в Москве, чем один день или максимально два дня, невозможно ввиду международного положения. Я был бы рад получить от Вас скорый ответ.

Адольф Гитлер».

Ответная телеграмма Сталина была в три раза короче:

«Рейхсканцлеру Германии господину А. Гитлеру

Благодарю за письмо.

Надеюсь, что германо-советское соглашение о ненападении создаст поворот к серьезному улучшению политических отношений между нашими странами.

Народы наших стран нуждаются в мирных отношениях между собою. Согласие германского правительства на заключение пакта ненападения создает базу для ликвидации политической напряженности и установления мира и сотрудничества между нашими странами.

Советское правительство поручило мне сообщить вам, что оно согласно на приезд в Москву г. Риббентропа 23 августа.

И. Сталин».

Ответ этот был сдержанным. Но —однозначным и конкретным.

На следующий день «Известия» сообщили: «После заключения советско-германского Торгово-кредитного соглашения встал вопрос об улучшении политических отношений между Германией и СССР. Происшедший по этому вопросу обмен мнениями… установил желание обеих сторон разрядить напряженность,.. устранить угрозу войны и заключить пакт о ненападении. В связи с этим предстоит на днях приезд германского министра иностранных дел г. фон Риббентропа для соответствующих переговоров».

Утром 23 августа два четырехмоторных «Кондора» вылетели из Кенигсберга, а во второй половине дня они приземлились на московском Центральном аэродроме. Заехав ненадолго в посольство, Риббентроп отправился в Кремль на первую трехчасовую встречу со Сталиным и Молотовым.

И того же 23 августа Пакт был подписан…

Европа, да и не только она, была ошеломлена.

Да нам-то что с того!

Мы получили реальный шанс на прочный мир с Германией и на…

НУ, ДО дружбы с ней нам было еще далеко…

СОВЕТСКО-ГЕРМАНСКИЙ пакт был заключен, и ошеломлена была, как я уже сказал, не только Европа.

Подлинный шок испытала также Япония. Ни до августа 39-го, ни после его в истории Японии не было случая, чтобы японское правительство уходило в отставку, причиной которой стало заключение двустороннего договора двумя другими государствами.

А именно это и произошло с правительством барона Киитиро Хиранума. После получения известий из Москвы оно пало — 28 августа. Экс-премьер Хиранума был горячим поклонником Гитлера, однако как раз из-за фюрера он «потерял лицо». И за два дня до отставки барон послал в Берлин ноту, где с горечью (хотя и безосновательно) заявлялось, что договор Германии с СССР противоречит секретному приложению к Антикоминтерновскому пакту.

Публично же факт заключения пакта Хиранума смог прокомментировать одним словом: «Непостижимо»…

Еще бы! Летом 39-го года он послал в Германию полномочную военную миссию во главе с бывшим военным министром в кабинете Хироты, членом Высшего военного Совета маршалом Хисаити Тэраути… Миссия направлялась формально на очередной съезд НСДАП в Нюрнберге, а фактически имела задачу провести переговоры о присоединении Японии к «Стальному пакту»…

И вот — на тебе!

ДА, КАЗАЛОСЬ бы, еще недавно такое было немыслимым — для умов, впрочем, высокомерных, поверхностных и ограниченных. Так, еще 7 июня посол Польши в Токио Тадеуш Ромер был принят японским министром иностранных дел Аритой, у них состоялся любопытный разговор…