Кабинет у него был средней паршивости. Аккуратный, чистый, явно недавно отремонтированный, но отнюдь не богатый. Несколько цветных афиш на стенах. Мебель того самого типа, который Остап Бендер в свое время определил, как «гей, славяне!». И ничего внушающего трепет, солидного, директорского.

– Ты садись, Танюша, садись, – Саша старательно запихал меня в потертое креслице. – Чаю, может быть, хочешь, так я сейчас распоряжусь.

Н-да, если эта суета будет продолжаться, не скоро мы доберемся до проблемы, которая так тревожит господина директора. Придется применить строгость в сочетании с запрещенным приемом.

– Ша, Цыпочка, – вспомнила я счастливое детство. – Я уже села. А чай я в это время не пью. Поговорим о деле.

– Ты что, Танька, обалдела, – нервно оглянулся он. – Тише ори, не дай бог, кто услышит!

– А ты перестань дергаться. Чего позвал, случилось что-нибудь?

– В том-то и дело, что случилось… Дирижера у нас убили, Танечка.

– Какого дирижера?

– Дирижера нашего камерного оркестра. Мы его вчера похоронили.

Интересно, оказывается, убивают и дирижеров камерных филармонических оркестров. Новое явление в нашем непредсказуемом криминальном мире. Но этих-то за что? Из профессионального любопытства я спросила:

– Занимался политикой, бизнесом?

– Ничем он не занимался, только дирижировал.

– Большой карточный долг?

– Да не играл он в карты!

– Чей-то ревнивый муж?

– Что ты! Мужику под шестьдесят… С женой он давным-давно развелся, но никаких таких связей у него не было.

Стандартные поводы для убийства я перечислила, так что оставались только случаи непредсказуемые, в которых любая фантазия бессильна. И я перестала гадать.

– За что же его тогда?

– Не знаю. Просто так. Убили прямо в кабинете.

– Саша, просто так людей не убивают, – просветила я этого наивного деятеля от культуры. – Если человека убили, значит, он кому-нибудь мешал. Так кому не нравился ваш дирижер?

– Откровенно говоря, – Саша грустно посмотрел на меня, – он не нравился почти всем. Даже мне. Но из-за этого ведь не убивают. А оркестр теперь остался без руководителя.

– Э-э… Сочувствую… прими мои соболезнования… – честно, я просто не знала, что еще ему сказать. – Саш, а меня-то ты зачем позвал? Хочешь, чтобы я отправила венок на его могилу?

– Что ты, – встрепенулся он, – зачем венок, не надо… Таня, ты найди того, кто его убил, а? Понимаешь, самое кошмарное, что это, похоже, кто-то из наших, из оркестра. Представляешь, какая там сейчас обстановка, они все смотрят друг на друга и думают… Таня, найди убийцу! Ты же умеешь!

Честно говоря, от такой наивности я онемела. Как, интересно, он вообще представляет себе нашу работу? Сейчас он даст мне список оркестрантов, и я должна буду ткнуть пальцем в убийцу?

– Сердце мое, – я взяла себя в руки и решила не говорить Сашке все, что я о нем в данный момент думаю. – Боюсь, ты упускаешь из виду пару очень важных моментов. Во-первых, не думаю, что ошибусь, если предположу, что дело об убийстве вашего дирижера уже некоторым образом расследует милиция, так?

– Таня, я поэтому тебя и отыскал! Ты знаешь, что они говорят? Они говорят, что это «стопроцентный висяк»! Что если убийцу и найдут, то только случайно, лет через двадцать. Я не могу ждать так долго, Таня!

– А что, это очень срочно? – То, что в милиции посчитали дело «висяком», не прибавило мне желания браться за дело дирижера.

– Но это же оркестр! Это творческий коллектив! Музыканты знают, что среди них, возможно, есть убийца. Как ты думаешь, они способны творить в такой обстановке? И потом, оркестр без дирижера работать не может. Ну собираются они, пиликают потихоньку каждый свою партию. Но это профанация, оркестр теряет форму!

– Так ты другого дирижера пригласи.

– Да кто ж пойдет? Дирижеры – товар штучный, капризный. И как ты себе это представляешь? Приеду я к какой-нибудь знаменитости и скажу: «Маэстро, у нас тут оркестранты дирижера убили, не встанете ли вместо него за пульт?» А он мне: «С радостью, давно об этом мечтал!» Так, что ли?

– А может, вовсе и не оркестранты?

– Танечка, если найдешь убийцу, да еще и не из оркестра, я… Ну, не знаю… Все, что хочешь, для тебя сделаю!

– Что плавно подводит нас ко второму сложному моменту. Сколько, ты думаешь, стоят мои услуги?

– Так откуда мне знать?

– А стою я, радость моя, двести долларов в день, и скажи спасибо, что я еще не перешла на евро.

– Сколько, сколько?! – полузадушенно пискнул директор филармонии. – Да у меня… да у меня ведущие солисты столько за месяц не получают. Танька, побойся бога!

– Саша, я не ведущий солист филармонического оркестра, я – частный сыщик, – ласково напомнила я ему. – Это немного другая профессия. И еще учти, я – вольный стрелок. А это, кроме отсутствия начальства, означает и то, что больничный в случае необходимости мне никто не оплатит. И отпуск у меня бывает только за свой счет. Одним словом, я не собираюсь тебя уговаривать или, упаси боже, торговаться. У меня есть расценки на работу, вполне разумные, кстати, и если тебя этот вариант не устраивает, то это уже твои проблемы. А даром работать я не могу себе позволить даже для друзей детства.

– Я все понимаю, – согласился он. – Но войди в мое положение, мы же культурная организация, мы же нищие! Где я столько долларов наберу?!

Кажется, Сашка взялся всерьез меня обрабатывать. Фиг я поддамся, кое-чему научилась. А он продолжал:

– При твоих-то заработках, что для тебя сотня-другая долларов? Зачем тебе этот презренный металл, осужденный классиками мировой литературы? А я заплачу величайшей из ценностей – музыкой! – Саша встал из-за стола и по-актерски, широким жестом указал рукой на цветные афиши. Голова его была гордо вскинута, глаза блестели: он был просто великолепен в эту минуту, наш славный Цыпленок. – Я тебе устрою постоянный абонемент в филармонию, пожизненно. На лучшие концерты даром ходить будешь всю оставшуюся жизнь. Представляешь себе: Чайковский, Бетховен, Бах, Мусоргский… Возле филармонии толпы народа, у касс громадные очереди. А ты, ни на кого не обращая внимания, гордо проходишь в зал, садишься на лучшее место и погружаешься в мир волшебной музыки…

– Саша, Саша, – опустила я его на грешную землю. – Когда это ты видел толпы народа и громадные очереди у касс филармонии?

– Будут очереди! Танька, я верю в это. Главное – не терять оптимизма. Все меняется, одна только музыка бессмертна. Так что очереди непременно будут!

Люблю я все-таки энтузиастов. До чего они хороши своей бескорыстной верой… Только вот бартер, который предлагал Сашка, у меня лично энтузиазма не вызывал.

– Душа моя, если клиенты будут со мной билетами на концерт расплачиваться, то долго я не проживу, – я решила стоять на своем до последнего. – Просто ноги с голоду протяну.