Свет полной луны поглощали густые заросли вокруг спортивной площадки и территории отряда сил самообороны, густые заросли чумизы, примятой Инаго и солдатом. Красная спортивная площадка, казалось, возносится вверх из огромной черной бездны. Инаго чувствовала, что на крыше казармы притаились солдаты, такие же длинные, как сам этот длинный дом, и она направилась к солдату, ни на минуту не забывая об этом. Солдаты сил самообороны, одетые в летнюю полевую форму, лежали ничком на крыше. Не просто ушами, а всем своим нутром Инаго услышала призыв: «Будь доброй! Будь доброй! Если ты можешь быть бесконечно доброй, будь ею!» Инаго продолжала идти, чуть покачивая головой, чтобы избавиться от шума в ушах; теперь она уже могла рассмотреть выражение лица солдата, стоявшего, прислонившись к дощатой стене раздевалки.

— Я остановилась в метре от него, и вдруг он исчез за дощатой стеной. Оказывается, он стоял у двери и, открыв ее спиной, отступил в раздевалку. Я сделала еще два шага и оказалась у самого входа, тут из тьмы протянулись руки и втащили меня внутрь. Руки крепко обняли меня, не давая шелохнуться. Откуда-то сверху меня обдавал запах тоника и, точно палки, били упругие струи выдыхаемого солдатом воздуха. Дыхание у него могучее — он ведь трубач. Мы помолчали, потом солдат сказал громко: «Я решил покончить с собой!» Я подумала: вдруг он и вправду опять изнасилует меня, а потом повесится или размозжит себе голову из винтовки. Я стала уверять его, что все забуду, что отдам ему солдатский билет, а он и не слушал. Ему снова меня надо.

Солдат еще крепче сжал в темноте Инаго, повалил на свернутый пыльный брезент, пропитанный запахом пота и гуталина. Он снова силой овладел ею. Длилось это долго. Еще и вправду покончит потом с собой, думала Инаго. Она была в отчаянье, не находя слов, чтобы отговорить солдата от самоубийства и сделать его своим другом. Вдруг она услышала, что кто-то крадучись подошел к раздевалке.

«Хорошо, хорошо, ой, как приятно», — запела Инаго притворно сладким голоском. Шорохи за стеной прекратились. Но она все равно продолжала повторять: хорошо, хорошо, ой, как приятно — эти притворные слова еще больше распаляли солдата. А солдаты на крыше казармы были все как один залиты лунным светом. И их круглые глаза на круглых лицах были глазами насилующего девушку солдата. Во тьме, окружавшей девушку, лежащую с закрытыми глазами, звучал голос: «Ты добрая, ты бесконечно добрая». Наконец, все кончилось. Она молчала, понимая: теперь между солдатом и ею возможен спокойный разговор и торопиться нет нужды...

— Мы до утра занимались этим, поговорим немного, потом снова... Теперь солдат — мой друг. Он будет помогать Свободным мореплавателям.

Как раз в то время, когда Союз свободных мореплавателей подыскивал место для занятий с солдатом сил самообороны, возлюбленным Инаго, Исана получил от жены телеграмму с просьбой позвонить ей. Исана решил, что, наверно, умер Кэ, и стал внимательно слушать радио, но в последних известиях о смерти Кэ не сообщалось. Если Наоби хочет разговаривать с ним не о смерти Кэ, а о чем-то другом, то, конечно, лучше всего забыть о телеграмме. Только вот неплохо бы посоветоваться с ней о месте для занятий Союза свободных мореплавателей, подумал Исана и пошел на вокзал позвонить по телефону-автомату.

— Тебя тогда сильно избили, как ты сейчас, в порядке? — вместо приветствия спросила жена.

— Да не так уж сильно. И ведь ты сама позволила бить меня. В общем, секретарь ваш работает на совесть.

— Он горел желанием доказать, что необходим Кэ как личный секретарь. Ему ведь все время приходится соперничать с тобой. Еще...

— Какое может быть соперничество с сумасшедшим из убежища? Лучше бы поторопился взять у Кэ письменное распоряжение о том, кого он назначает своим преемником на предстоящих выборах.

— Боссы из избирательного округа назвали меня его преемницей, — ловко перешла к делу Наоби. — Выборы политика, который, как отец, почти ни разу не приезжал в свой округ, фактически — дело рук крупных и мелких боссов избирательного округа, не так ли? Это выражение политических симпатий местных жителей к имени отца. В конце концов, местные жители имеют полное право решать, кто будет преемником. Безоговорочно назвать такой порядок устаревшим было бы, наверно, не совсем справедливо.

— Ты не отказывайся, пусть тебя выберут вместо Кэ. Если боссы за тебя, ты легко победишь на выборах. А у вашего секретаря никаких шансов, как бы он ни пыжился.

— Избив тебя, он продемонстрировал преданность Кэ, а выходит — сам пострадал.

— Ну, пострадал-то я.

— В общем, ты, наверно, догадываешься, зачем я просила тебя позвонить? — многозначительно сказала Наоби.

— Ты хочешь, чтобы мы с Дзином не препятствовали твоему выдвижению в кандидаты и помогли тебе на выборах, не вытаскивая на свет скандала, который произошел с самим Кэ.

— Если я буду баллотироваться на выборах, то и после смерти Кэ останется человек, у которого ты сможешь вытягивать деньги, так что лучше воздержись от опрометчивых поступков.

— Понятно. Разумеется, я не стану препятствовать твоему избранию.

— Штаб избирательного округа хочет, чтобы в местной газете появилось «трогательное повествование» о том, как я мужественно доверила отцу воспитание моего умственно отсталого ребенка и даже поселила их отдельно, а после смерти политика решилась выставить свою кандидатуру вместо него. Если бы ты мне помог и в этом, весьма разумном предприятии, ну что тебе стоит принять участие в небольшом спектакле?

— Ладно, согласен. В сущности, мне иначе не выжить. Кстати, может, и ты мне поможешь, хотя не исключено, что моя просьба покажется тебе несколько странной, — сказал Исана.

— С удовольствием. Сделка есть сделка.

— Зависящая от Кэ компания по продаже недвижимости осваивает по всей стране участки под строительство загородных домов. В бытность мою секретарем Кэ всегда было так, что на двух-трех участках уже строили бараки для рабочих и, доведя строительство до середины, приостанавливали, пока не получали необходимое разрешение властей. Может быть, мы могли бы недели на две-три получить такое местечко, ну, скажем, пансионат для яхтсменов, — на побережье, разумеется? Я обзавелся приятелями, и они хотят пожить все вместе.

— Загородные дома строятся сейчас в районе национального парка в Минами Идзу. Это как раз то, что тебе нужно, — там работы приостановлены, потому что строительству мешают деревья. В национальном парке категорически запрещена даже частичная вырубка дикого персика. Когда строятся загородные дома, немного разредить их, по-моему, вполне допустимо — мы как раз сейчас хлопочем, чтобы получить разрешение властей. Там уже построены бараки и контора, где вполне можно пожить некоторое время. Спортивной площадки еще нет, но участок расчищен — места, чтобы побегать, хватит.

— Лучшего и не надо, — сказал Исана. — В общем, дикий персик оказал мне большую услугу.

— Видишь ли, Кэ в свое время не проявил достаточной твердости, чтобы потребовать от властей исключения этих деревьев из списка редких растений, охраняемых законом. Участок нужно осваивать, и если бы Кэ согласился хоть по телефону позвонить из больницы, этого было бы достаточно. Но его болезнь стремительно прогрессирует, и теперь его с места не сдвинешь.