Другой значимой причиной создания новой придворной комиссии было желание Бирона удалить от двора соперника — генерал-прокурора и обер-шталмейстера Павла Ягужинского. Обер-камергер и фаворит императрицы сам являлся «великим охотником до лошадей» и желал навести порядок на императорской конюшне, на которую тратилось около 100 тысяч рублей в год. Артемий Петрович в этом случае оказался человеком на редкость подходящим: он был знатоком лошадей (в этом он не уступал Бирону) и коннозаводчиком; после его смерти в казну отошли 362 лошади. Волынский составил «Регулу об лошадях как содержать и притом прилежно смотреть надлежит чтоб в добром призрении были», а в его библиотеке имелись книги «О лошадиных заводах», «Берейторская», «О заводе лошадей». К тому же он не любил генерал-прокурора и должен был служебным рвением оправдать прощение за прошлые грехи.

Ягужинский в ноябре 1731 года был отправлен послом в Берлин, а Волынский срочно выехал в Москву и уже в январе 1732-го представил государыне отчет о состоянии конюшенного хозяйства. Он насчитал на одиннадцати дворцовых конных заводах 231 жеребца и 1018 кобыл и доложил, что это количество «не по пропорции заводов; в некоторых местах жеребцов мало, а кобыл против того много, а инде жеребцов много, а против того кобыл мало». Следующее донесение извещало о необходимости срочного ремонта «конюшенных дворов, где ныне заводы, понеже оные дворы и конюшни все не годны и во многих местах развалилися». Затем Артемий Петрович рассказал об обнаруженных им «непорядках Конюшенного приказу» и подал подробный доклад о перспективах развития «лошадиных заводов». Для успешного развития отрасли он считал необходимым выбрать новые места для создания конных заводов при казачьих, солдатских или ясачных слободах с пригодными землями и лугами. В свою комиссию он просил назначить «канцелярских служителей» с жалованьем не меньшим, чем в коллегиях, и офицеров «для осматривания и описи удобных мест к заводам лошадиным» и предлагал кандидатуры: «…при том подполковник Андрей Змеов, который ныне при тайном советнике Наумове у пашенных солдат, из отставных майор Иван Наумов, капитан Петр Ермолов, адъютант Зимнинской». Еще были нужны строители и геодезисты «для описи мест и сочинения ландкарт». Все его предложения вошли в новый указ Сенату; власти же на местах были обязаны приискивать места для новых конных заводов и «по требованию помянутого ж генерал маэора Волынского давать из обретающихся в тех местах полков, кого требовано будет».

Третьего мая 1732 года Анна Иоанновна освободила Артемия Петровича от обязанностей инспектора по кавалерии в связи с переходом на службу по императорским конюшенным заводам. Выданная в том же месяце инструкция предписывала ему создать новые центры племенного коневодства в дворцовых волостях Нижегородской, Казанской, Воронежской и Белгородской губерний. Посланные им на места гвардейские офицеры должны были проверить качество земли, воды и трав, состояние жителей, количество и качество сена на покосах, обеспеченность будущих заводов лесом и дровами. Уже имевшееся на заводах поголовье надлежало «разобрать по доброте и по шерстям» и приобрести «немецких, датских и прочих природ чужестранных лошадей». Для работы на заводах предполагалось набрать 200 новых конюхов и отправить 50 грамотных мальчиков из семей духовенства в специальную школу «латинского языка читать и писать», чтобы они впоследствии могли лечить лошадей и работать с «иноземцами коновалами».

Волынскому было поручено руководить создаваемой в Москве (вместо упраздненного старого Конюшенного приказа) Конюшенной канцелярией и «подчиненными к ней конторами и при том над всеми приписанными городами, слободами и волостьми, и селами, и деревнями, которые до сего времени определены ведомством и дворцовыми доходами в Конюшенном приказе были». На службу в новый орган предстояло привлечь «из отставных офицеров, также и из дворян искусных людей, которые порядочно ведут в домех и деревнях своих экономию и имеют нарочитые свои домашние лошадиные заводы».

Найти подходящих сотрудников оказалось непросто. По инициативе Волынского его шеф Левенвольде подавал на утверждение императрицы представления о личном составе чиновников и обеспечении их жалованьем. В состав комиссии вошли рекомендованные Артемием Петровичем лица, а также опытные и хорошо знакомые с кавалерийской службой капитаны Лаврентий Бобынин, Федул Левшин, владелец завода и «охотник к лошадям» Федор Лопухин. Сам же председатель комиссии лично отбирал в Москве служащих и с трудом смог отыскать 12 человек — остальные оказались непригодны за «незнанием в делах», пьянством и старостью.

Волынский взялся за дело ревностно. После отбытия его шефа Левенвольде в Польшу с посольской миссией теперь уже он подавал в Кабинет министров доношения о конюшенных делах: кто из его подчиненных куда послан, какие места для будущих заводов обследованы; заботился об обеспечении «конюшенных чинов» достойными окладами и докладывал об источниках доходов его ведомства.

К тому времени он уже успел оценить влияние фаворита и вступил с ним в переписку. Он не упускал случая напомнить «милостивому государю моему патрону» о своем усердии и проделанной работе. С лета 1732 года одновременно с рапортами в Кабинет он докладывал Бирону о составлении предварительного списка мест для устройства конных заводов, о посещении подмосковных дворцовых сел и «разборе» имевшихся там лошадей, о необходимости заводить новые конные дворы, ибо «в редкой конюшне лошадей держать мошно» — даже в московской канцелярии «палаты» оказались непригодны для содержания животных.

Не забывал он и подчеркнуть свои заслуги: в короткий срок найдены и описаны пригодные для основания конных заводов территории, сделаны карты, учтен объем заготовок сена. Результат давался нелегко — в январе 1733 года в письме С.А. Салтыкову Артемий Петрович рассказывал, как во время осмотра мест будущих конюшенных заведений, «ездя по степям, от жестоких морозов и от вьюги два раза чуть на дороге не замерз, так что с великим трудом до жилья добился». Зато теперь, уведомлял он Бирона, «без сумнения имею надежду, что столько сыщется удобных мест для заводов, сколько заводить лошадей ее императорское величество соизволит, чему я безмерно рад». Заодно он указал влиятельному «патрону» на возможность использовать бывшие патриаршие владения, «где есть довольно сенных покосов, а ныне патриарха нет». К тому же и многие казенные земли и луга местной администрацией «отдаются в наймы за малую цену», тогда как его люди «на конюшни ее императорского величества принуждены были сена покупать великою ценою, и то был напрасный убыток».

Волынский не жаловался императорскому фавориту на трудности, но одним из первых догадался посылать ему «короткой на немецком языке экстракт для известия всему тому, что здесь в прежнюю мою бытность сделано». Он понимал, что длинные официальные донесения скучны и тяжелы для восприятия, но если весьма интересующийся делами обер-камергер получит сжатое и деловое сообщение — «что посылано и подавано в Кабинет, и то в разные времена писано пространно, а ныне нарочно я собрал все в один экстракт и как можно короче сделал, чтобы ваше сиятельство, милостивого государя, не утрудить тем, а о всем бы, как милостивому патрону моему, известно было», — то будет в курсе дел и можно будет попросить его «при случае, что потребно из того будет, о том милостиво внушить ее императорскому величеству, всемилостивейшей государыне».