но со сломанной рукой много не полазаешь. Монстр что ли дурью мается? Надо лезть и забирать, хотя если честно я так устала, да и рубаха монстра сухая и теплая, в отличие от моей одежды. Посмеиваться надо мной Айне резко перестала и с опаской покосилась мне за спину. Уже вышел морж из океана? Зло топнула ногой, не желая даже поворачиваться к нему.

Схватила шкуру и протянула ее девочке. Присела на край и уложила девочку на шкуру.

– Вот так, ложись спать, завтра день будет лучше, – приговариваю, вытирая ее грязное лицо.

Вот же дите, вместо того чтобы спать, болтает на другом языке и, судя по тому, что монстр ей отвечает тихо, у них интересный разговор. Он не заставит меня снова себя коснуться, хотя и хочется узнать, о чём они общаются!

Ложусь рядом с девочкой, спиной к костру. Использую свои волосы как подушку, хоть на что-то они годятся. Девочка мельком смотрит на меня и о чем-то тихо продолжает говорить с монстром. Такое чувство, что они что-то плохое за моей спиной замышляют. Монстр близко, с другой стороны костра. Наяна недовольно шипит, устраиваясь клубочком под деревом, все это словно не со мной, какой-то затянувшийся кошмар.

Я здесь нянчусь с чужим ребёнком и целуюсь с врагом моей родины, пока мои девочки в опасности. Наверное, я самая ужасная сестра, которая может быть на всем белом свете. Но что я могу сделать? Хотя бы не вешаться врагу на шею и не вестись на вранье.

Смотрю на звездное небо, точнее на одежду на дереве. Как я ее утром снимать буду? Попрошу монстра подсадить что ли? Нет, обойдется, больше и слова не скажу этому надутому черносливу! Может, на Наяну залезу и уж тогда точно достану. Правда сомневаюсь, что эта оса-слон-стремянка будет так уж любезна, не двигаться и стоять где надо.

Они все продолжают шушукаться, что уже бесит.

– Девочке пора спать! – рычу, даже не обернувшись, и прикладываю палец к губам этой болтливой козявке.

– Ну, так уложи ее спать, – отзывается наглый монстр, так что чуть не подскакиваю, чтобы высказать все, что накипело.

Поджимаю губы, смотрю на объект нашего разговора. Обычно, когда мои девочки бесились, я пела им колыбельные, которые когда-то пела мне мама. Как же давно это было, не только колыбельные мамы, но и те времена, когда я была с моими девочками. Закрываю глаза, чтобы сдержать не прошеные слезы. Все будет хорошо, просто мимолётная слабость пленницы чудовища. Жаль, что за мной, как в сказке, не явится принц, чтобы спасти от него.

– Нари син? – позвала девочка испуганно, так что я открыла глаза.

– Не называй меня так, – прошу ее, даже если не понимает. – Давай я лучше колыбельную тебе спою?

Она смотрит на меня неуверенно, а затем заглядывает мне за плечо. Для врагов они слишком много общаются, и что-то я не видела, чтобы эта мелкая пакостница бросалась на монстра с ножом. Вот же, чем больше делаешь добра, тем меньше тебя любят и ценят. Сказать так можно не только о маленькой Ри Да Ри, но и о Гу Ре.

– Мама пела тебе колыбельные? – спрашиваю, игнорируя ее заданный монстру вопрос.

Я словно пустое место, сама с собой разговариваю. Ложусь на спину и смотрю в звездное небо. Настроение только для одной песни, и она меньше всего похожа на колыбельную:

Когда конец приходит мирной жизни,

Ковёр цветочный кровью весь обрызган,

Сквозь дым пожара тускло светит солнце,

И дом уже не твой, в нём незнакомцы…

Враги, вы ошибаетесь, решив, что боги!

Совсем такие же как мы, одни из многих!

Я умоляю вас: Не забирайте наши души,

Чтоб Бог на вас же гнев свой не обрушил…

Я замолчала, голос сдал. Чувствую на себе взгляд монстра, кожа чешется от него и болит в груди от собственной глупости. Поворачиваюсь на бок, девочка смотрит на меня заплаканными глазами, хотя вряд ли она поняла хоть слово. Улыбаюсь ей через силу, заставляю себя закрыть глаза. Мрак сновидений – это все, что я хочу видеть сейчас. Блаженная тьма сна засасывает в своих объятия, да и местные жители наконец-то перестали болтать. Жаль только холодно, даже тепла костра не хватает, чтобы согреться. Поджала под себя колени, Айне уже, кажется, уснула. Вздрагиваю, когда он ложится рядом и накрывает мою руку своей. Сердце лихорадочно бьется в ушах. От него идет тепло, но сердце покалывает. Знаю, что должна отодвинуться, но тогда придется признать, что ещё не сплю.

Наяна зашипела и погарцевала своими огромными лапами к нам. Умостилась совсем рядом, чуть не придавив нас своим пузом. Чешуйчатый хвост обвил нас и заставил монстра чуть сильнее прижаться ко мне. Мне стало жарко, но не понятно от тепла тела Наяны или от близости с монстром. Стараюсь расслабиться и не замечать, как ровно он дышит где-то мне в макушку, пока не протягивает руку мне под шею и обнимает, прижавшись лбом к моему затылку. Щеки горят, чувство такое словно теперь я точно не усну. Правы были подруги из деревни, сносит голову от всего этого конкретно. Только одно приводит меня в чувства: он заставил меня говорить с Настасьей, буквально предать свою семью и страну. Зажмуриваюсь до боли и осторожно обнимаю малышку, чтобы хоть немного отдалиться от него. Дистанция – единственное, что не даст мне снова повестись на его уловки.

Утро началось со спешки. Наяна зашипела, когда тлеющий костер окатили водой, туша угли. Как оказалось, я спала дольше всех, что на меня не похоже. Обычно я легко встаю рано утром, а тут совсем режим сбила. Девочка дернула меня за плечо, не давая снова уснуть, но особо и не хотелось. Ночью было тепло, даже слишком, а сейчас прохладно. Потерла глаза, не помешало бы умыться, прошлась босиком до озера. Я уже ненавижу это место. Рукава слишком длинные, закатываю их до локтя. Точно, это же рубаха монстра, а моя одежда на дереве висит. Как вспомню, что было вчера, так опять утопиться хочется. Ну, уж нет, хватит раскисать! Этот серенький совсем обнаглел,