Джон и Сильвия завтракают горячими блинчиками и пьют кофе – у них вчерашнее настроение еще не выветрилось, мне же ничего не лезет в горло.

Сегодня мы должны приехать в школу – туда, где много чего слилось воедино, – и я уже весь внутренне напрягся.

Помню, однажды читал об археологических раскопках на Ближнем Востоке: каково было археологу впервые за тысячелетия открывать забытые гробницы. Теперь я и сам как тот археолог.

Ущелье ведет к Ливингстону, и шалфей в нем тот же, что отсюда до Мексики.

Солнце утром – как вчера, только теплее и мягче, потому что мы опять спустились ниже.

Ничего необычного.

Если б не это археологическое чувство, будто спокойствие окружающего что-то скрывает. Дом с призраками.

Очень не хочу туда ехать. Лучше поскорее развернуться и ехать обратно.

Видимо, просто напряжение.

Оно совпадает с обрывком воспоминаний: много раз по утрам напряжение было таково, что Федра рвало еще перед первым занятием. Противно появляться перед аудиторией и говорить. Абсолютное насилие над всей его одинокой, замкнутой жизнью. Вообще-то Федр жутко боялся сцены, только по нему этого не было видно. Скорее казалось, что он до ужаса интенсивен во всем, что бы ни делал. Студенты говорили его жене, что воздух искрил. Едва он входил в класс, все глаза обращались к нему и следовали за ним, пока он шел к кафедре. Все разговоры стихали, даже если до начала занятия оставалось несколько минут. Весь урок студенты не сводили с него глаз.

О нем заговорили, он стал «спорной фигурой». Большинство студентов избегали его семинаров как чумы. Слишком много историй ходило.

Заведение условно называлось «учебным колледжем». В таком только учишь, учишь и учишь – нет времени на исследования, на размышления, никаких внешних дел. Сплошной твердеж – пока ум не притупляется, творческие способности не пропадают, а сам не становишься автоматом, повторяющим одни и те же глупости снова и снова бесконечным волнам простодушных студентов, которые не понимают, отчего ты такой тупой; они теряют к тебе уважение и разносят свое презрение по всей школьной общине. Причина твердежа в том, что это очень умный способ управлять колледжем, не напрягаясь, но сообщая заведению ложную видимость подлинного образования.

Несмотря на это, Федр называл школу именем, которое не имело особого смысла – вообще-то оно звучало отчасти нелепо в свете ее подлинной природы. Но для него это имя много значило, он твердил его и чувствовал – до того, как уехал, – что втемяшил его в некоторые головы достаточно крепко. Федр называл школу «Храмом Разума», и понимай люди, что он имел в виду, – может, и не относились бы в нему с таким недоумением.

В штате Монтана в то время наблюдался всплеск ультраправой политики – вроде того, что был в Далласе, штат Техас, перед покушением на президента Кеннеди. Известному всей стране профессору Университета Монтаны в Мизуле запретили выступать в студгородке на основании того, что он «вызовет волнения». Преподавателям велели все публичные выступления предварительно согласовывать в отделах внешних связей.

Академические стандарты были уничтожены. До этого учебным заведениям по закону запретили отказывать в праве на поступление любому абитуриенту старше 21 года – вне зависимости от того, есть у него аттестат о среднем образовании или нет. Теперь же приняли закон, по которому все колледжи штрафовались на восемь тысяч долларов за каждый провал на экзаменах, – буквально приказ тянуть всех подряд.

Новоизбранный губернатор по личным и по политическим мотивам пытался уволить президента колледжа. Тот был не просто врагом губернатора – он был демократом; губернатор же был не просто республиканцем. Руководитель его избирательной кампании координировал работу Общества Джона Берча[15] в штате. Этот самый губернатор составил список пятидесяти подрывных элементов, о котором мы слышали несколько дней назад.

И вот, раз пошла такая вендетта, колледжу урезали фонды. Необычайно большую долю бюджетных сокращений президент отвел факультету английской словесности, где работал Федр, а преподаватели не стеснялись выступать по вопросам академической свободы.

Сдавшийся Федр писал письма Северо-Западной региональной аккредитационной ассоциации – не разберутся ли они с этими нарушениями требований к аккредитации. Кроме этой частной переписки он публично призвал начать расследование всего положения в школе.

И тут несколько студентов на занятии ядовито спросили Федра, означают ли его попытки остановить аккредитацию, что он пытается помешать им получить образование.

Нет, ответил Федр.

Тогда один студент – очевидно, клеврет губернатора – рассерженно заявил, что об аккредитации колледжа позаботится закон.

Федр спросил как.

Студент ответил, что для этого установят полицейский пост.

Федр поразмыслил и понял, насколько студент не понимает, что такое аккредитация.

В тот вечер, готовясь к завтрашней лекции, он составил подробное обоснование своих действий. То была лекция о Храме Разума – в отличие от его обычных тезисов, очень длинная и тщательная.

Начинается она с пересказа газетной статьи о здании деревенской церкви с неоновой рекламой пива прямо над входом. Здание продали, и новые владельцы устроили в нем бар. Тут, как легко догадаться, в классе раздались смешки. Колледж был хорошо известен студенческими попойками, образ смутно узнали. В статье говорилось, что люди пожаловались церковным властям. Церковь была католической, и священник, которому поручили ответить на критику, отвечал весьма раздраженно. Ему стало ясно неописуемое невежество касаемо того, что же такое церковь. Они что, считают, будто церковь – это кирпичи, доски и стекло? Или форма крыши? Здесь под видом благочестия выступает пример того самого материализма, который отвергаем церковью. Здание не есть святая земля. Его секуляризовали. Вот и все. Реклама пива висит не над церковью, а над баром, и если не понимаешь разницы, все дело в тебе.

С Университетом, говорил Федр, – такая же путаница, и поэтому так трудно понять утрату аккредитации. Настоящий Университет не материален. Не группа зданий, которые можно защищать полицией. Он объяснял, что, если колледж теряет аккредитацию, никто не приходит и его не закрывает. Нет никаких взысканий по закону, штрафов или тюремных сроков. Занятия не прекращаются. Все идет, как прежде. Студенты получают то же образование, какое получали бы в школе с аккредитацией. Состоится, говорил Федр, просто официальное признание уже существующего состояния. Это как отлучение от церкви. Просто настоящий Университет, которому ничего не может диктовать никакой закон и который нельзя определить никаким расположением кирпичей, досок или стекла, объявит, что это место – больше не «святая земля». Настоящий Университет исчезнет, останутся лишь кирпичи, книги и материальные проявления.