Но в тот раз все вышло иначе.

Мы не просто показали, что бдим, а сделали вид, что атакуем. Нас можно понять – подобные наглые выходки раз за разом повторялись уже больше месяца, нам все это чертовски надоело и захотелось слегка поменять правила игры. Ну и поменяли. У одного из пилотов «Миражей» не выдержали нервы, и он атаковал нас по-настоящему. Мы ответили, и карусель завертелась.

В результате нам досталась победа со счетом 2:1 (Мишу Коломенского все-таки сбили, но он успел катапультироваться и остался жив, в отличие от одного из двух арабских пилотов, который погиб вместе со своей машиной, разнесенной на куски сразу двумя моими ракетами). Третий «Мираж» благоразумно убрался восвояси, а я на всю жизнь запомнил вкус настоящего боя, отличающегося от обычной драки так же, как хороший секс отличается от подросткового поцелуя.

Собственно, все эти воспоминания приведены лишь для того, чтобы стало хоть чуть-чуть понятно, какие чувства я испытал, сидя в своем «Бумеранге» после того, как закончилась видеозапись, полученная с Тритона. На всякий случай объясняю коротко еще раз – азарт и воодушевление.

Да, именно воодушевление! А по-вашему, что должен испытывать мужчина и воин, ясно осознающий, что он, наконец, не просто кому-то пригодился, а нужен весь, без остатка, миллиардам проживающих на Земле людей? Всему, мать его, человечеству? Возможно, кое-кто из «высоких» интеллектуалов скривится от столь примитивного, по их мнению, подхода к истинному предназначению мужчины. Ну и хрен с ними, пусть кривятся. Спорить по данному поводу с кем бы то ни было не вижу ни малейшего смысла. По одной простой причине – у каждого своя правда в данном случае. Моя полностью меня устраивает, и менять ее на другую, пусть и самую «продвинутую», я не хочу.

Экран пискнул, и на нем опять возник наш капитан-командор. По его лицу гуляла фирменная ухмылка.

Значит, или жди люлей по самое не могу, или терпкой, как глоток прима-энерджайзера в бэтлсьюте, космофлотской шутки.

– Ну что, господа военные и вольнонаемные, – осведомился он, – страшно? Мне тоже. Диаметр этой фиолетовой хреновины – более тысячи шестисот метров. Насколько это больше нашего крейсера, можете посчитать сами. Но размер – не главное, и страх не есть синоним трусости. Трусов на борту «Неустрашимого» нет. Хотя бы потому, что я лично участвовал в выборе имени для нашего корабля и подбирал экипаж. Поэтому мы с честью выполним свой долг и, уверен, одержим победу. С этой минуты объявляется боевая готовность номер один со всеми вытекающими последствиями. Кто забыл, что это значит, советую освежить в памяти Боевой Устав. Командиры подразделений должны явиться ко мне на совещание через, – он посмотрел на часы, – пять минут. Остальным – отбой тревоги. Рад сообщить, что все уложились в нормативы на «хорошо» и «отлично». Я верю в ваше мужество и высокий профессионализм, господа, и знаю, что вы не подведете, какие бы испытания ни ожидали нас впереди. Конец связи.

Экран погас.

Когда я выбрался из «Бумеранга», меня уже ожидал дядя Коля. Молча помог стянуть и уложить на место бэтлсьют, после чего махнул рукой, приглашая.

– Пойдем-ка.

Я догадался и возвел очи горе, как бы намекая, что на корабле объявлена боевая готовность номер один. На что мой механик пренебрежительно дернул щекой и направился к мастерским. Его спина излучала непоколебимую уверенность в том, что я не замедлю последовать за ним. Я не замедлил.

В мастерских, в личной ячейке дяди Коли, мы уселись за самодельный углеритовый столик, которого по официальной инвентаризационной схеме не должно было здесь быть. После чего дядя Коля щелкнул под столешницей невидимым выключателем, выводя в рабочий режим самодельную же, но очень эффективную систему предупреждения о любых попытках электронного сканирования помещения, и явил миру полулитровую солдатскую алюминиевую флягу образца позапрошлого века и два алюминиевых стаканчика.

Я с интересом наблюдал за его действиями.

Вслед за флягой и стаканчиками на столе появился самый обычный биопакет, в котором обнаружились четыре, сваренных вкрутую, куриных яйца, солонка, половинка черного ржаного хлеба, шмат сала и большая очищенная луковица.

– Дядя Коля… – начал я.

– Спокойно, старшой, – прервал он меня, достал из кармана бритвенной остроты нож и принялся обстоятельно нарезать хлеб, сало и лук.

У меня потекли слюнки.

– Ты, главное, не волнуйся, – сказал мой механик, пряча нож и разливая по стаканчикам прозрачную жидкость. – Плохого не предложу. А не запить то, что мы только что увидели, это к себе без уважения отнестись. Психику беречь надо. Она, психика, нам еще ой как пригодится. Ну, давай.

– За что пьем?

– За удачу, за что же еще. Она нам, чую, понадобится. Не меньше, чем психика.

Выпили, закусили.

Во фляге, ясен космос, оказался знаменитый дядин Колин самогон без цвета, вкуса и запаха, прочищающий мозги лучше любого фармацевтического средства. При условии, что употреблен он в строго отмеренных количествах, поскольку превышение дозы сулило несколько иные эффекты.

Превышать дозу, однако, мы не собирались. Пилотский шик пилотским шиком, а дисциплина дисциплиной. А уж дисциплина в условиях объявленной боеготовности номер один – тем более.

Но выпить по второй под такую закуску сам бог велел. Перечить богу мы не стали.

– И что ты обо всем этом думаешь? – осведомился дядя Коля, с хрустом разгрызая кусок луковицы.

– Ты о вторжении?

– Ну не о моей же самогонке. Она как была самой лучшей на всех обитаемых мирах, так и осталась.

– От скромности ты, дядя Коля, не умрешь.

– Погоди, скажешь, это не так?

– Так, так. Самогонка у тебя и впрямь знатная. Главное, что действует правильно и запаха не оставляет.

– То-то же. Так что насчет вторжения?

– А почему ты у меня спрашиваешь?

– У кого же еще? Тебя же на Высших курсах военкосмолетов учили от инопланетян обороняться, не меня.

– Тут вот в чем дело, дядя Коля, – вздохнул я. – Нас и правда учили. Но, в основном, в теории. Которая, как ты понимаешь, отличается от практики не меньше, чем атмосферный истребитель «МИГ-42М» от нашего спейсфайтера В-910.

– Это я понимаю, – кивнул механик. – Но моего понимания мне мало, хочу знать твое.

– Зачем?

– Затем, что в случае чего, мне наш «Бумеранг» к бою готовить и после боя, ежели придется, латать, – веско пояснил он и разлил по третьей. – Давай за то, чтобы этого не случилось.

– Если смерти, то мгновенной, если раны – небольшой, – процитировал я невесть откуда и почему-то всплывшие в мозгу слова старинной песни.

– А вот этого не надо, – возразил дядя Коля. – Никаких ран и смертей. Пусть враги истекают кровью, корчатся от боли и умирают. Мы же будем жить, радоваться и побеждать.