У меня было слишком мало времени.

— Я склонен поверить тебе насчет отеля, милая, — произносит Дима холодным тоном. — Мой человек проверил записи и подтвердил твои слова.

Его человек — мой человек, и я был уверен, что Дима если и получит записи, то с неправильным таймингом. Хоть здесь все идет четко и по плану.

— Можешь, выдохнуть, — он кивает Ольге, бросая ей барскую подсказку, и вдруг опускает глаза ниже. — Твоя командировка меня больше не волнует.

Он договаривает фразу полустертым голосом, словно она потеряла для него всякий смысл, и не может отвести напряженный взгляд от ладоней Оли, которыми она судорожно цепляется за мой рукав. Его глаза темнеют и наливаются штормовой силой, и я боюсь себе признаться, но внутренний голос подсказывает, что я вижу момент его прозрения.

Он видит нас вместе и проводит проклятую параллель. Я уверен, хотя больше всего на свете хочу ошибиться.

— Зачем ты тогда приехал с охраной? — спрашивает Ольга.

— Сейчас, сейчас, не торопись, — Дима, наконец, приходит в себя и поднимает глаза на лицо Ольги. — Давай по порядку, милая. Сперва ответь мне, тебе нравится Паша?

Звонкая пауза.

— Как мужчина? — добавляет Дима.

Ольга меняется. Таблетки или эмоциональный предел, но она никак не реагирует на вопрос Димы. Она даже как будто не боится его в это мгновение, смотрит на него сверху вниз из-за разницы ступенек и шумно выдыхает. Я чувствую случившуюся перемену, которая происходит отсекающим звонким щелчком, и дает ей внутреннюю силу. Она устала боятся своего мужа и устала подыгрывать ему.

— Я боюсь мужчин благодаря тебе, — ровным тоном отвечает она, смотря Диме в глаза.

И она цепляется за поручень и ловко выскальзывает вперед. Я не успеваю среагировать и через секунду она уже стоит передо мной и спускается еще на ступеньку вниз. Ближе к мужу.

— А Пашу? — спрашивает он.

— Пашу нет, — коротко и без пояснений.

Ольга подходит к нему вплотную и запрокидывает голову, рассматривая черты лица Димы. Он неожиданно поддается ее жестам, и точно так же, как я, завороженно наблюдает за Ольгой.

— Тебе плохо, — произносит она после паузы и поднимает ладонь, которой очерчивает его плечо в светлом поло, а потом ведет тонкими пальцами выше и дотрагивается до его щеки. — Ты бледный и уставший…

— Какая наблюдательность.

— Тебе нужно поспать, — Ольга пропускает шпильку мимо ушей и продолжает говорить тем же убаюкивающим тоном, — ты ведь так и не дошел до кровати. Ждал записи из отеля? Поднимал весь город на уши? Господи, Дима, я давно, как на ладони, ты ведь окружил меня своими людьми.

Он молчит и это уже хорошо. Из него не лезут гнусности и он действительно слушает, проваливаясь в ее мелодичный ласковый голос с головой. Она сто лет так с ним не разговаривала, не могла из-за отвращения и страха, что впивались в горло и искажали звуки. Но сейчас она говорит с ним, как со мной.

Мне даже кажется, что она представляет мое лицо, когда смотрит на мужа.

— Я тоже почти не спала, крутила в голове воспоминания и слышала твои слова. Те выстрелы... Мы не выдержим историю со Стасом во второй раз. Я не понимаю, почему ты вспомнил о ней сейчас...

— Я не забывал.

— Да, — она кивает головой и вычитает последние сантиметры дистанции, соприкоснувшись с ним телами. — Я знаю, Дима, ты не давал и мне забыть о ней на минуту, хотя бы на одну минуту. Она сидит внутри нас и отравляет всё вокруг, и это плохо кончится. Ты либо что-то сделаешь со мной, либо с собой. Ты на грани, Дима, я же вижу, тебе очень плохо.

Ольга поднимает вторую ладонь и запускает пальцы в его челку, мягко откидывая ее в сторону.

— Зачем ты привез столько людей? — она подвешивает звонкую паузу, для которой Дима не находит слов. — Не можешь сказать вслух, язык не поворачивается… Злость схлынула, да?

— Привез, чтобы понять какие мужики тебе нравятся. Чтобы ты выбрала.

Ольга нервно кивает и на мгновение опускает голову, но все же возвращается к мужу взглядом.

— Решил порадовать шлюху? Найти ей любовника, чтобы она не моталась по другим городам в голодных поисках? Ты же не дотрагиваешься до меня.

Она специально произносит хлесткие вещи, которые действуют на него. В его воспаленной голове это звучало лучше, или та самая злость зашкаливала и не давала оглядеться по сторонам. Но сейчас он едва контролирует свое лицо, чтобы не скривиться брезгливо. Ему не по себе от собственных действий.

А мне становится душно. Ольга так размеренно произнесла страшные вещи, которые у нормального человека в голове не укладываются, и как будто заранее знала, что подобное можно ожидать от своего мужа.

— Я не хочу в этом участвовать, — добавляет Ольга и вновь медленно проводит пальцами по щеке Димы. — Решать тебе, но я прошу не делать этого со мной.

Она гладит его и знает, как нужно касаться Димы. Мягкими и нежными шажками уводит разговор от опасной темы и я вижу, что он больше не сопротивляется. Он действительно устал от собственного безумия и вдруг кажется потерянным и сбитым с толку. Неотрывно смотрит на нее и видит, что она спокойно, без привычного болезненного нерва дотрагивается до него и впервые за несколько лет смотрит на него как на мужа.

— Паша дал тебе слишком сильные таблетки, — он прячется за усмешкой.

— Да, — Оля кивает. — Мне трудно стоять на ногах. Отнеси меня в машину, пожалуйста.

ОЛЬГА

Дима берет меня на руки и разворачивается к выходу. Я не вижу Пашу и не хочу искать его взгляд, не сейчас, но я знаю, что сделала всё правильно. Дима относит меня во внедорожник и помогает забраться внутрь. Он наклоняется и усаживает меня на кожаное сиденье, с которого я тут же соскальзываю, отдав последние силы на недавний разговор с ним. Паша не ошибся, когда говорил, что я слишком мало поспала, но я не чувствую себя уставшей, только вот тело не слушается и даже как будто принадлежит кому-то другому.

— Ты вообще не спала? — Дима хмурится и обнимает за плечи, чтобы помочь вытянуться во весь рост.

— Спала…

Я не узнаю его пальцы, их короткие и непривычно бережливые прикосновения. Если закрыть глаза, то можно представить на его месте Пашу. Я сделала так на площадке, чтобы уговорить себя подойти к Диме и сказать всё, что задумала. Но мираж все же рушится, у Димы резкий мускатный одеколон и запах тела иной, густой и обволакивающий. Было время, когда я любила его, утыкалась в крепкое плечо мужа и дышала им, вдох за вдохом.

Давно было.

Дима обходит машину и садится рядом, немного подвигая меня. А я собираю ноги под себя и утыкаюсь лицом в коленки, и угадываю, как сверху опускается пиджак Димы. Он укрывает меня и бросает водителю короткое “в загородный”. Я даже благодарна ему, потому что меньше всего хочу сейчас оказаться в нашем доме. Я вообще никуда не хочу, согласна на салон немецкого внедорожника, ведь Дима до сих пор не пришел в себя. Он по-прежнему скован невидимой веревкой и не трогает меня. Убрал руки и молчит, хотя его странное напряжение передается мне по воздуху.