Не без этого…

…А вот это, кстати, – уже тебе самому, Дэн, на заметку.

Чтобы выводы делал.

И – запоминал.

Хочешь, чтобы Лида так же в тридцать пять лет выглядела, говоришь?

Значит, придется и зарабатывать… гкхм… тоже адекватно…

Получится ли?

А куда я на фиг денусь, если – и надо, и хочется!

Я кто, в конце концов, по этой жизни – реальный парняга или, как это там, – тварь дрожащая?

Как там Али говорил в свое время, а я случайно подслушал?

Он тогда с Гарри разговаривал.

Первое, типа, и самое главное, – это понять, что ты хочешь.

Потом второе – правильно поставить перед собой задачу.

А, типа, добиваться ее решения уже намного легче, чем первые два пункта.

Не знаю, не знаю…

Да и говорил он это совсем по другому поводу…

Да неважно.

Разберусь.

Время, пока что, слава Богу, имеется…

…Кстати, о времени…

Сколько там до пяти часов осталось, в аэропорт-то успею?

Еще как!

Даже домой заскочить пообедать получится, с родаками поплотнее пообщаться.

А то улетят скоро, неудобно.

Надо, кстати, наверное, не только Лиде, но и маме цветов заехать купить, думаю. А потом сажусь в машину и ржу, как подорваный, понимая, что, кажется, наконец-то взрослею…

…Мамина реакция на цветы меня даже не удивила.

Поразила.

И напугала.

А еще лишний раз показала мне, что я что-то делаю неправильно в этой запутанной жизни.

Ну казалось бы, – чего тут особенного, маме цветы подарить?

Если, разумеется, это будет не как в моем случае, когда – первый раз в жизни без повода.

А просто потому, что так захотелось.

А что?

Али, вон, вообще, если в гости куда-то идет, так всегда спрашивает: будет ли дома хозяйка, кто она, как выглядит, какие вкусы?

После чего что-то гоняет в своей далеко не самой дурной башне и велит водителю останавливаться у ближайшей цветочной палатки.

Говорит, что, типа, ему просто нравится людям приятное делать, особенно, когда для него это «приятное» ни фига не обременительно.

А у Инги так вообще вся квартира цветами всегда заставлена, хоть и живут они с Глебом уже Бог знает сколько лет вместе.

…А тут человек, до этого беззаботно хлопотавший по кухне, даже вроде как напевавший что-то, – вдруг бледнеет как полотно, хватается за сердце, кое-как сползает на стул и плачет беспомощно.

– Что-то плохое случилось? – спрашивает.

– Да нет.

Я ничего, честно говоря, не понимаю, но отвечаю предельно честно.

Правда, недоуменно пожимая при этом плечами.

Искренне, заметьте.

– Просто захотелось тебе цветы подарить. У меня знакомая сегодня из Лондона прилетает, я ей букет покупал. И вот почему-то решил, что тебе тоже будет приятно…

Мама опускает голову на руки, продолжает плакать и верить мне явно не собирается ни под каким соусом.

Прямо бесовщина какая-то.

…Вот я и стою – дурак дураком.

И понимаю, какая же я, на самом деле, сволочь, оказывается…

…Да и отец мой тоже, наверное…

Мама ведь у меня – чуть постарше Али.

Ему вроде тридцать восемь уже, ей – всего сорок один недавно исполнился.

А если их рядом со мной где-нибудь в кафе за столик посадить, то Глеб будет выглядеть исключительно моим старшим приятелем, ну, чуть повзрослее меня, конечно, но не так уж и сильно.

А отнюдь не маминым ровесником.

…Про Ингу в этой ситуации я даже и говорить не хочу…

Она по внешнему виду маме в дочери годится.

И почему, думаю, так получается-то?

Наверное, тут не только в деньгах дело – отец, вон, в принципе, тоже неплохо зарабатывает.

Весьма.

Не так, как Али, конечно, но уж точно никак не меньше Мажора.

А сколько, кстати, самому Мажору-то лет?

Две дочки у него вроде?

Начальник управления, считай, топ-менеджер крупного столичного банка?

Блин!

Да он же Ингин ровесник, они ж как-то на пати обсуждали, что одного знака по восточному гороскопу!

Просто я тогда не знал, что Инге – тридцать пять лет…

О, Господи…

Я прислоняюсь спиной к холодильнику и медленно сползаю жопой на холодный кафельный пол родительской кухни. Купленные в палатке кустовые гвоздики поникшим веником ложатся между кроссовками.

…Я плачу́ вместе с мамой, но совершенно о разных с ней вещах…

Мама с отцом – ровесники, отец даже моложе на год, ему сорок.

Али – тридцать восемь.

Гарри и Инге – тридцать пять.

Гарри до сих пор стоит в фестлайне, вовсю мутит акции, планирует околофутбольные беспорядки.

Они с Али и другими парнями так жгут по ночным клубам и на террасе, что стены, полы и потолки трясутся.

Их любят друзья и боятся враги.

…А потом, на следующий день, вечером, кто после работы, кто – после занятий в институте, мы с ними встречаемся на площадке и полтора часа гоняем в футбол, толкаясь, пихаясь и лупя друг друга по голеностопам так, что кости трещат. И самым большим грехом в команде считается убирать ноги от стыков.

О возрасте там как-то никто и не думает.

Ага.

Не успеешь задуматься – снесут на фиг.

Затопчут.

Нет, Али иногда, безусловно, кокетничает.

Типа, – старый стал совсем.

Одышка, типа, замучила.

Но все понимают, что это кокетство, и ржут, как подорванные…

А их тогдашняя драка в пабе?

…Я на секунду представил на месте Али своего отца…

…Нет.

Не хочется…

…А Инга гоняет в самой успешной стрит-рейсерской команде Москвы, участвует в нелегальных ночных гонках, ездит на полулегальные драговые «схватки» в Питер, Красноярск и Нижний Новгород, каждый год мотается на чемпионат Европы по драг-рейсингу, зажигает танц-пол на вечеринах, слушает ганста-рэп и отлично танцует рок-н-ролл.

Интересно, какую музыку слушает в машине моя мама?

В нее, в Ингу, безнадежно и – ведь совсем недавно! – влюблялся я сам, чьи – старые и совсем не понимающие ни меня, ни моих вкусов и интересов – родители всего на пять лет старше ее и на два года старше ее мужа, моего друга, с которым мне интересно и прикольно!