– Вы правы. Но что мешает вам поступить так же?

– Нанять стенографистку?

– Именно!

– Что ж, пожалуй, я так и сделаю. С помощью стенографистки я напишу книгу за три дня!

Рассудив таким образом, старый Вильгельм вновь вернул себе прежнее спокойствие и невозмутимое расположение духа.

В тот же вечер Стейниц разыскал своего русского коллегу Чигорина. Тот сидел в ресторане «Апаш» и пил виноградную водку. Михаил Иванович начал турнир плохо, проиграл уже несколько партий, а потому был мрачен. Желая развлечь его, Стейниц сказал:

– Михаил, вы знаете, что вы гений. И я это знаю. Более того, это знают Ласкер и Пильсбери. В Гастингсе вы лишь по случайности отдали победу Пильсбери. А Ласкер как-то признался мне, что он лучше сыграет с дьяволом, чем с Чигориным. С трезвым Чигориным, – добавил с сожалением Стейниц, глядя, как Михаил Иванович подливает себе водки.

– За вашу мудрость, Вильгельм! – провозгласил Чигорин.

– И за вашу поэзию, Михаил! Вы последний шахматный романтик!

Чигорин усмехнулся и, не отвечая на комплимент, залпом опустошил свой стакан.

На улице настроение Чигорина заметно улучшилось – этому, по всей вероятности, поспособствовал морозный, бодрящий воздух Северной столицы.

– Значит, нужна стенографистка? – весело сказал Чигорин. – Что ж, попробуем найти. Но не забывайте, что Достоевский, на пример которого вы ссылаетесь, кончил тем, что женился на своей стенографистке. Смотрите, как бы вам не пришлось поступить так же!

– Я женат и люблю свою жену, – с улыбкой сказал Стейниц.

– В таком случае сегодня вечером стенографистка будет у вас в номере! А пока – не пообедать ли нам, дружище? Я знаю одно местечко, где нас накормят самой вкусной рыбой и напоят самой крепкой медовухой, какую только можно разыскать в этом городе! Идемте, Стейниц! Я не отпущу вас, пока как следует не напою!

– Увы, мой друг, но на сегодня у меня другие планы. Я собираюсь проработать несколько этюдов, чтобы послезавтра в схватке с вами не ударить в грязь лицом.

Чигорин насмешливо вскинул брови:

– Вы собираетесь меня победить?

– Конечно. Пильсбери уже показал, что это возможно.

Сказав это, Стейниц тут же прикусил язык, поняв, что потерял бдительность и наговорил лишнего. Но, вопреки ожиданиям, напоминание о проигрыше не расстроило русского шахматиста. Раз развеселившись, он уже не собирался вновь впадать в уныние – таков был его характер.

– Мы, русские, долго запрягаем, но быстро едем! – предупредил Чигорин. – И мои шансы на победу в турнире все еще велики. Вы уверены, что не хотите пойти со мной?

– Уверен, – с легким поклоном ответил Стейниц.

– Что ж, тогда до вечера!

Чигорин помахал Стейницу шляпой и растворился в морозном воздухе Петербурга.

«Вот человек, который умеет получать от жизни максимум удовольствий, – сказал себе Стейниц. – И он действительно способен побить меня в этом турнире. Эти русские, они такие отчаянные головы, что им сам черт не брат. Впрочем, я не отдам ему победу».

Стейниц улыбнулся своим мыслям, перехватил поудобнее трость и бодро зашагал к отелю.

В тот же вечер стенографистка была у него в номере. Поздоровавшись и представившись Анной Сергеевной, она протянула Стейницу свои рекомендации. Это была высокая и очень худая, почти тощая женщина, с блеклыми волосами, зализанными назад, и выпуклыми рыбьими глазами, одетая во все строгое и темное.

«Ну, по крайней мере, моему браку ничто не угрожает», – с иронией подумал Стейниц, возвращая стенографистке ее бумаги.

– Сколько дней вы намерены пользоваться моими услугами? – осведомилась Анна Сергеевна.

– Думаю, что три-четыре дня, – ответил Стейниц. – Но для этого нам с вами придется работать очень быстро. Вас это не пугает?

– Меня это не пугает, – ответила стенографистка. – Сколько вы намерены мне платить и каково будет наше расписание?

«Вот молодец – говорит по существу», – подумал Стейниц.

За две последующие минуты они обговорили размер оплаты и расписание работы. Анну Сергеевну все устроило.

– Полагаю, вы хотите начать прямо сегодня? – осведомилась она.

– Только если вы располагаете этим вечером, – вежливо ответил Стейниц.

– И этим, и тремя последующими. – Стенографистка оглядела комнату и спросила: – Куда можно сесть?

Старый Вильгельм проводил Анну Сергеевну к столу, взял с каминной полки листы с планом, который он успел набросать, и приготовился диктовать. Однако, едва раскрыв рот, Стейниц почувствовал, что кровь приливает к его голове сильнее обыкновенного.

Подобные приступы часто случались со старым Вильгельмом, когда он интенсивно о чем-то думал, и он их не боялся. Более того – он научился с ними бороться. Нужно было только погрузить голову на десять секунд в ледяную воду, чтобы кровь отлила от мозга.

Однако ледяной воды под рукой не было и, немного подумав, Стейниц решил, что морозный воздух Петербурга будет ничем не хуже. Приступ между тем усиливался, и нужно было срочно принимать меры.

– Прошу прощения, я на минуту, – сказал Стейниц стенографистке и быстро прошел к окну. Там он вскарабкался на стул, открыл форточку и выставил в форточку свою большую бородатую голову.

Стенографистка реагировала на действия Стейница молча и бесстрастно, с видом человека, которому слишком много довелось увидеть на своем веку, чтобы удивляться чудачествам иностранного гостя.

Подержав на морозе голову около минуты, Стейниц втянул ее обратно, закрыл форточку, спустился со стула на пол и вернулся к столу.

– Итак, начнем, – как ни в чем не бывало проговорил он.

Анна Сергеевна молча склонилась над листом бумаги.

Стейниц начал диктовать. Говорил он четко, громко – готовыми предложениями и фразами. Однако спустя сорок минут он вновь почувствовал прилив крови к голове и вновь вынужден был сунуть голову в форточку.

После часа работы Стейниц почувствовал голод и решил сделать перерыв в работе, чтобы сходить в буфет и перекусить. Он пригласил стенографистку с собой, но та наотрез отказалась, заявив, что дождется его в номере – ей нужно было проверить сделанные записи. Стейниц не возражал.

Спустившись в буфет, австриец заказал себе большой кусок холодной телятины и кружку пива. Когда Стейниц уже заканчивал ужин, к нему за столик подсела женщина в шляпке с черной вуалью.

– Господин Стейниц, – быстро и взволнованно заговорила она, – бросьте эту затею! Отошлите стенографистку! Она вам не нужна!

– Да, но я…

Женщина поднялась со стула и, не прощаясь, быстро пошла к выходу. Стейниц смотрел вслед незнакомке, пока она не скрылась за дверью. Потом перевел взгляд на недоеденную телятину и растерянно пробормотал: