примерно в полутора километрах от нас, но я его ждал с северо-запада, а он пришел с севера, то есть он уже сделал приличный крюк.

Через какое-то время я сначала услышал тихие разговоры, потом множество шагов и вскоре стали появляться силуэты людей в белых маскхалатах. Мы дождались первого бойца, встретили его и сказали, чтобы ждал всех и выдвигался в указанном мной направлении вдоль лесополосы, на наш условный узел связи, и сам с Джонни ушел, так как стоять на одном месте было прохладно.

Вернувшись к ротному, мы увидели, что вернулся Дублер с «соседями». Наши были еще ничего, а вот приданные товарищи выглядели очень неважно, уставшие, измотанные, от них парило как от лошадей. И потом я увидел то, что запомнил на всю жизнь. Боец из приданного подразделения, то ли от усталости, то ли от неопытности, берет коврик, ложится на него, накрывается плащ-палаткой и пытается заснуть. На улице ебун жуткий, они все в горках, от них пар идет как от чайника, и он просто ложится на землю, и возможно он даже заснул в самом начале. Но если бы я его тогда не поднял, то он мог там замерзнуть насмерть, под деревом.

— Э, дружище, ты чего? Ты зачем лег? — не мог я растолкать бойца.

— Спать охота пиздец, сил нет, да и эвакуация сказали будет только через час. — отвечал мне неразборчиво боец из-под плащ-палатки.

— Так ты сейчас заснешь и не проснешься, мороз сильный, ты чего. Пошли ляжешь в мой спальник. — предложил я ему альтернативный вариант.

И тут встает этот огромный мужик, уже слегка покрывшись льдом, в обычных крокодилах[24], с сильной дрожью и плащ-палаткой в руках идет за мной. На него смотреть было и холодно, и страшно одновременно. Человек не был готов к таким морозам вообще, и, по факту, это замерзший труп, он бы просто уснул и не проснулся, так как был сильно уставший. Я собрал два или три коврика бойцов, постелил на свой, и сказал:

— Залезай, тут спи. Тут не замерзнешь.

И он, в своих замерзших и снежных берцах пытается залезть в мой спальник.

— Не, братан, ты не прав, в грязных берцах даже я сплю только по праздникам, поэтому снимай свои замерзшие боты и ложись.

Он с очень большим трудом развязал шнурки, снял берцы, из-под которых сразу пахнуло недельными вонючими носками, и полез ко мне в спальник. Представив, что потом также будет вонять в моей Алексике, я его остановил, дал ему хэбэшный вкладыш, который постирать намного легче чем, спальный мешок, он засунул ноги сначала туда, а потом уже залез в спальник. Я помог ему застегнуться, и вы не представляете, как он храпел потом. Это был такой жесткий храп, что мама не горюй. Вот что значит, человек согрелся. Примерно в то же время подошел Пересвет со своей группой, переполненный эмоциями и рассказами, как он ходил у них за спиной, а они его не видели, и что он слышал все их разговоры, про баб и бухло. Еще пару подходов отжиманий и планки и мы дождались машины эвакуации. Уже практически рассвело, задача закончилась, мы доложили в Центр, что снимаемся и возвращаемся в ПВД.

— Мишаня, иди посмотри, как ты примотал антенну к дереву. — позвал я радиста к себе.

— А что не так? — удивленно спрашивал Мишаня, подходя ближе.

— Вон смотри.

— Бляяяяяя, а ночью она черной казалось.

Мы засмеялись оба, увидев на дереве с десяток оборота красной изоленты. Я поднял радиста на плечах наверх, он быстро все срезал, и мы самые последние загрузились в машину.

Опыт этой задачи был колоссальный. Сильный мороз, отсутствие любых световых и нагревательных приборов, нахождение на одном месте в непосредственной близости от противника. Мы там просто выживали, как могли, но мы справились. И как говорит один известный человек, экипируйтесь грамотно, чтобы не остаться под деревом в снегу, и повышайте свои морально-психологические качества, тогда будет все хорошо.

НЕРЕАЛЬНАЯ РЕАЛЬНОСТЬ

ИЛИ СУДЬБА ОДНОГО КОМБАТА

Сюда внимание, товарищи офицеры. — грозно обратился к стоящим вокруг большого стола, командирам групп и рот, сильно небритый, потный, в тельняшке комбат.

Я обратил внимание на две вещи. Во-первых, комбат был бухой в говно, но к этому мы давно привыкли, а во-вторых, что у него на столе лежала какая-то неправильная карта, то есть не его рабочая карта, а склеенные куски.

— Это вы зачем так сделали? — спросил я помощника начальника штаба, который стоял возле меня?

— Да он уже неделю как на синем фугасе подорвался, все никак не отойдет, и столько карт нам уже испортил, что мы заебались их клеить. Поэтому рабочая у нас аккуратно сложена и лежит в готовности, а на его пьяные бредни мы даем обрезки, главное, чтоб населенные пункты были те, которые нужно.

— Теперь понятно, почему я его уже неделю не видел. Значит он забухал. А так все хорошо начиналось, такой результат показали.

— Так он на этом фоне и забухал. Ему вроде как Героя обещали, вот он от счастья и улетел на синей ракете.

— Понятно. Значит будем слушать бредни пьяного усатого комбата.

На наш разговор комбат никак не отреагировал, так как даже не слышал нас. Зато он очень лихо маркерами хуярил (это для понимания происходящего) стрелки вдоль дорог, объясняя нам маршрут, а большими крестами черного цвета указывал наши позиции и прочие рабочие моменты. Я особо его не слушал, так как бухой в муку комбат ничего толкового не скажет, но при этом, стоит отметить, что я точно помню, как он указал нам населенные пункты, которые мы должны были объехать, а через какие наоборот заезжать в наш район работы. Ну и мата там было столько, что книги не хватит все повторить.

— Вопросы есть, товарищи офицеры?

Все молчали, так как хотели уже выйти из душной палатки и вернуться к группам.

— Командиры рот на месте, остальные разойдись — буркнул комбат. Только было непонятно, то ли он сказал, то ли он отрыгнул.

Мы вышли на улицу, где стоял полуденный зной, температура была далеко за тридцать градусов. Обменявшись парой фраз со штабными офицерами, и отсыпав у них немного растворимого кофе, я вышел через условное КПП, направился к палатке, и довел группе, что через три минуты построение.

Группа стояла в две шеренги, по форме номер восемь, то есть кто в чем. Жара стояла страшная, поэтому многие стояли с голым торсом, внимательно слушая меня и