них сказала: «Вот госпожа де Серизи и красавец Люсьен де Рюбампре». Я взглянула на проходившую пару, о которой говорили эти дамы. «Ах, милочка, — сказала другая дама, — есть же такие счастливицы! Такой вот все прощается, потому что она урожденная де Ронкероль и ее муж пользуется влиянием». — «Но, милочка, — отвечала первая дама, — Люсьен ей дорого обходится…» Что она хотела этим сказать, папа?

— Пустая светская болтовня, — отвечал дочери с самым добродушным видом Перад. — Возможно, они намекали на какие-нибудь политические события.

— Так вот! Вы меня спросили, и я отвечаю. Если вы желаете выдать меня замуж, найдите мне мужа, который был бы похож на этого молодого человека.

— Глупенькая, — отвечал отец. — Мужская красота не всегда признак порядочности. Юношам, одаренным привлекательной внешностью, все дается легко в начале их жизненного пути. Они пренебрегают своими дарованиями, поощрение света их развращает, и позже они дорого расплачиваются за это!.. Я хочу дать тебе в мужья такого человека, которому мещане, богачи и глупцы не оказывают ни помощи, ни покровительства.

— Кого же, отец?

— Безвестного гения… Полно же, милая детка, я могу ведь перешарить все парижские чердаки и выполнить твою программу; я найду для тебя человека столь же прекрасного, как тот бездельник, о котором ты мне говоришь, но человека с будущим, одного из тех, кому уготованы слава и богатство. Ах! Вот о чем я не подумал! У меня должен быть целый выводок племянников, и среди них может оказаться юноша, достойный тебя!.. Я напишу или прикажу написать в Прованс!

Странное совпадение! Именно в этот час молодой человек, проделав долгий путь пешком из департамента Воклюз и умирая от голода и усталости, входил через Итальянские ворота в Париже, разыскивая своего дядюшку Перада. В воображении семьи, не знавшей о судьбе этого дядюшки и уверившей себя, что он вернулся миллионером из Индии, папаша Канкоэль являлся оплотом всех ее надежд. Вдохновившись этим романом, сочиненным у камелька, внучатый племянник де Канкоэля, по имени Теодоз, предпринял кругосветное путешествие в поисках сказочного дядюшки.

Насладившись радостями отцовства, которым он отдал несколько часов, Перад, вымыв и выкрасив волосы (пудра была лишь маскировкой), облачившись в добротный, синего сукна, сюртук, застегнутый до самого подбородка, накинув черный плащ, в высоких сапогах на толстых подошвах медленно прохаживался, снабженный личным удостоверением полиции, по авеню Габриель, против садов Елисейского дворца Бурбонов, где его и остановил Контансон, переодетый старой торговкой овощами.

— Господин де Сен-Жермен, — сказал ему Контансон, называя своего бывшего начальника его боевым прозвищем, — вы дали мне возможность заработать пятьсот финажек (франков); но если я вас поджидаю здесь, так только для того, чтобы сказать вам следующее: проклятый барон, прежде чем дать их мне, ездил за справками в заведение (в префектуру).

— Вероятно, ты мне понадобишься, — отвечал Перад. — Повидайся с номерами седьмым, десятым и двадцать первым, мы пустим их в дело так, что ни полиция, ни префектура этого не заметит.

Контансон подошел с ним к карете, в которой господин Нусинген ожидал Перада.

— Я Сен-Жермен, — сказал южанин барону, подтянувшись до дверцы кареты.

— Ну, так садись в карет! — отвечал барон, приказав кучеру ехать к Триумфальной арке на площади Этуаль.

— Вы ездили в префектуру, господин барон? Очень непохвально. Дозвольте узнать, что вы сказали господину префекту и что он вам ответил? — спросил Перад.

— Я хотель дать пьятсот франк такой мошенник, как Гонданзон, и потому желаль знать, какой он имей цена. Я говориль префект полицай, что желаль би пользоваться агент по фамиль Перат в атин деликатни порушень и желаль би иметь безгранишни доферий… Префект говориль, что ти есть сами ловки агент и сами честни… Вот и все.

— Теперь, когда господину барону открыли мое настоящее имя, он, возможно, соблаговолит посвятить меня в суть дела?

Барон, пространно и многословно, с ужасным произношением польского еврея, поведал о своей встрече с Эстер, воспроизвел крик гайдука на запятках кареты и рассказал о тщетных попытках найти незнакомку; в заключение он сообщил о том, что случилось накануне в его доме; о невольной улыбке Люсьена де Рюбампре и об уверенности Бьяншона и некоторых денди, что между этим молодым человеком и незнакомкой существует близкая связь.

— Послушайте, господин барон, вы должны прежде всего вручить мне десять тысяч франков в счет расходов, потому что для вас вся эта история — вопрос жизни; но, так как ваша жизнь — крупное предприятие, надо испробовать все, чтобы найти эту женщину. Ну и попались же вы!

— Та, я попалься…

— Если понадобится больше, я вам скажу. Барон, доверьтесь мне, — продолжал Перад, — я не шпион, как вы могли бы подумать… В тысяча восемьсот седьмом году я был главным комиссаром полиции в Антверпене, и теперь, когда Людовик Восемнадцатый умер, могу вам открыться: семь лет я руководил его контрполицией. Стало быть, со мной не торгуются. Вы отлично понимаете, господин барон, что нельзя составлять смету на покупку чужой совести прежде, чем изучишь дело. Беспокоиться вам незачем, успех обеспечен. Но не думайте, что меня можно удовлетворить какой-либо суммой, я желаю иного вознаграждения…

— Натеюсь, не королефство? — сказал барон.

— Для вас это сущий пустяк.

— Зогласен!

— Вы знаете Келлеров?

— Одшень…

— Франсуа Келлер — зять графа де Гондревиля, и граф Гондревиль обедал у вас вчера со своим зятем.

— Кой тьяволь вам это сказаль?.. — вскричал барон. — Ферно, набольталь Шорш!

Перад усмехнулся. У барона, уловившего его усмешку, зашевелились подозрения насчет своего слуги.

— Граф де Гондревиль без труда может меня устроить на должность, которую я желаю занять в префектуре; префекту полиции ровно через двое суток будет представлена докладная записка по поводу утверждения этой должности, — сказал Перад. — Похлопочите обо мне, добейтесь, чтобы де Гондревиль тоже вмешался в это дело, и погорячее. Вот ваше вознаграждение за услугу, которую я вам окажу. Для меня достаточно вашего слова, ибо, ежели вы ему измените, вы рано или поздно проклянете день, когда вы родились на свет… Порукой слово Перада…

— Я даю вам честны слоф делайт все, что возможно…

— Если бы я делал для вас только возможное, этого было бы недостаточно.

— Карашо, я дейстфуй прямотушно!

— Прямодушно… Вот и все, о чем я прошу, — сказал Перад, — и прямодушие — это единственный, хоть и несколько непривычный для нас, подарок, которым мы можем обменяться.

— Прямотушно, — повторил барон. — Где ви желайте зойти?

— За мостом Людовика Шестнадцатого.

— За мост! К Законодательни палат, — сказал барон лакею, подошедшему к дверце кареты.

«Теперь-то она уже будет моя!..» — сказал себе барон, отъезжая.

«Какая насмешка судьбы! — думал Перад, идя пешком в Пале-Рояль, где