— А то что? Новый парень заругает? — едко спрашивает Рома.

— Это уже не твое…

Рома резким броском подлетает ко мне вплотную и хватает за плечи.

— Мое! — рычит он мне в лицо.

Взмахиваю руками, выбираясь из захвата, и пихаю Рому в грудь:

— Забудь об этом!

Рома нервно дергает шеей и проходится языком по нижней губе, глядя в сторону. Его ломает, и от этого сердце сжимается до щемящей в груди боли. Дыхание учащается, кровь быстрее бежит по венам, стирая ощущения уличной прохлады. 

— Кис… — с приглушенной хрипотцой говорит Рома. — Перестань. Подумаешь, поссорились, не в первый раз. 

— В последний, — тихо отвечаю я, обхватывая себя руками, чтобы удержать на месте. 

— У вас ведь ничего нет с этим преподом, — утверждает Рома, но в его голосе сквозит сожалеющей надеждой, которая царапает сердце. — Ты все это специально, чтобы меня расшевелить. И у тебя получилось.

Он поднимает взгляд, моя нижняя губа предательски подрагивает.

«Держись, Катя! Держись!» — подбадривает внутренний редактор.

— Все не так, это вышло случайно, — оправдания сыпятся изо рта вместо истошных криков с просьбой отвалить. — Я не собиралась мстить тебе или как-то подстегивать. Мы расстались, Ром, это точка.

Желваки на щеках Ромы напрягаются, и он отрицательно мычит, качая головой. Набираю полные легкие воздуха, холод замораживает изнутри. Смотрю на бывшего парня, на заветную мечту, и хочется завыть от сожаления. Где-то на подкорке чувствуется шевеление навязчивой мысли, той самой, от которой идут все девичьи проблемы — «а может, нам попробовать еще раз?». Ветер злобно выдувает из тела остатки сил и смелости, я даже чертовой Беллой не могу быть до конца. Хотя, ее знаменитая фраза подходит к нам обеим: «Глупая овечка», я бы даже сказала овца.

Рома, заметив мою растерянность, мягко подступает ближе и поднимает руку к моему лицу. Он запускает теплые ладони под мои волосы и обхватывает шею, наклоняется и упирается лбом в мой лоб.

— Я скучаю, кис, — шепчет он, согревая дыханием мои губы.

— Тебе просто скучно, — тихо отзываюсь я.

— Нет, это не так.

Рома потирается кончиком носа о мой, ведет в сторону по линии скулы, и его дыхание щекочет ухо:

— Кис, возвращайся.

Он точно знает на что давить, эти приливы нежности всегда были для меня катапультой в розовый мир, где мягкие облака из сладкой ваты сбивают горький вкус измен и пренебрежения. И я уже готова запихнуть в рот огромный моток крашеного сахара, как вдруг ощущаю отрезвляющую боль в ранке на нижней губе.

— Я с ним переспала, с тем преподом, — произношу четко каждое слово.

Рома медленно отстраняется, его взгляд темнеет от злости, которую он отчаянно пытается сдержать, но я чувствую, как напряжены его пальцы, что впиваются в кожу на моей шее, и вижу, как трепещут его ноздри от тяжелого дыхания. Вот и все, джокер брошен.

— После нашего расставания? — глухо спрашивает Рома.

— Да.

— Тебе понравилось?

— Что за идиотские вопросы?

— Понравилось или нет? — настойчиво повторяет Рома.

— Да, понравилось! Доволен?

Он отшатывается, глядя в пустоту перед собой, его руки сжимаются в кулаки, а ноги отступают все дальше. Поправляю волосы, царапая ногтями кожу головы, чтобы избавиться от волнительных мурашек, и смело смотрю вперед, желая увидеть ту самую заветную точку в наших отношениях. Может быть именно так и стоит закончить рукопись? Какие бы не были чувства, если они больны, то их вылечит один хороший секс на стороне. Да уж, так себе мораль. 

— Значит, мы квиты, — произносит Рома с пугающей задумчивостью. — Я тебя прощаю.

Впиваюсь ногтями в ладони, прижимая руки к бокам, а перед глазами стоит мем, который частенько скидывает мне Гриша, когда встречает нелогичные моменты в книгах, от которых неистово полыхает жопа: орущий во всю глотку суслик. Дикий крик негодующего животного звенит в ушах, и я едва сдерживаюсь, чтобы к нему не присоединиться. Рома?! Тот самый Рома, который ревновал меня к другу гею и танцующим пацанам из «Хайп-Свайп», только что сказал, что прощает мне секс с другим? Серьезно? Где скрытые камеры?!

— Я не просила прощения, — говорю я, нервно усмехаясь.

— И не нужно, — спокойно произносит он, глядя мне в глаза. — Кис, мы можем начать все с начала. С чистого листа.

Теперь в моей голове кричит не один суслик, а как минимум сотня. Любящий человек ни за что бы не отреагировал так, просто не смог бы. Я хорошо помню последнюю крупную измену Ромы: я вытащила его из туалетной кабинки в тот самый момент, когда его член был зажат между двух криво-накрашенных губ. Тогда я была готова убить всех в радиусе десяти метров, а потом поджечь клуб. Да после его пьяных поцелуев с другими я могла рыдать несколько дней, а он меня видите ли прощает. Миленько все так, аж тошнит!

— Кис, мы оба косячили, но мы же можем все исправить.

— Ты препода по классической литературе сожрал что ли? Что за сладкие речи?

— А ты говна прихавала?! — злится Рома, повышая голос. — Я же для тебя стараюсь!

Вот, это уже похоже на реальность. Прищуриваюсь, внутренний редактор бьет тревогу.

«Нарушение критериев образа! Нарушение критериев образа!» — воет он.

Да я уже заметила, Рома словно чужую шкуру на себя натянул, и для этого должны быть причины. Бегло накидываю варианты, пока бывший справляется со своей внезапной мутацией.

«Он осознал, что любит меня до безумия, и готов на все»: Рома слишком эгоистичен и горд для этого.

«Ему никто не дает»: Хммм… Слабо в это верится.

«Увидел меня с Дарием и решил потягаться с ним, отозвав меня назад»: Звучит логично, а если еще вспомнить его тупорылых дружков, которые вечно спорят на девчонок и считают их кем-то вроде бесплатных мастурбаторов, то все сходится. Это всего лишь финт, чтобы доказать окружающим, какой Рома крутой. Вот же гандон пупырчатый! 

— Кис, послушай, — сбивчиво произносит Рома и шагает вперед. — Я ведь правда стараюсь. Я хочу…

— Сколько? — жестко перебиваю я.

— Что? О чем ты? — встряхивает он головой, и я вижу неподдельный испуг в его глазах.

Оп-па! А чего это его так дернуло на вопросе? Может быть, я не одна тут любительница споров?

— Сколько девушек снимало