– Пошли, – скомандовал Савва, пропуская меня вперед, и закрыл дверь изнутри на щеколду.

Поначалу я решила, что в мастерской никого нет, но тут увидела Архипа в трениках с пузырями на коленях и бабьей кофте, должно быть, Машаниной. Он стоял возле распахнутого настежь шкафа и шарил в его глубинах рукой, с отчаянием повторяя:

– Нашла, зараза. Ей-богу, нашла…

– Добрый день! – громко произнес Савва. Художник повернулся, вздрогнув от неожиданности.

– Вы кто? – спросил испуганно. – Вы как вошли?

– Неужто вы нас не узнали? – обиделся Савва. – Кстати, дверь была открыта.

– Да?

Он нам не поверил и слегка попятился, продолжая наблюдать за нами с нарастающим беспокойством. Савва жестом фокусника извлек из кармана бутылку водки и продемонстрировал Архипу.

– Отличное средство от угнетенности духа по утрам. Очень рекомендую.

Архип сглотнул и слабо улыбнулся, после чего решительно двинулся нам навстречу. Схватил бутылку, открыл ее и сделал три жадных глотка граммов на двести.

– Вижу, процесс пошел, – удовлетворенно кивнул Савва, отобрал бутылку и вдруг ударил Архипа кулаком в живот. Тот охнул и согнулся. – О методе кнута и пряника слыхал? – весело поинтересовался Савва, поставил бутылку на стол, схватил страдальца за шиворот и подтащил к дивану, куда и определил толчком в грудь. – Правила простые: ловчишь, хитришь и врешь – теряешь остатки здоровья. Отвечаешь на вопросы коротко и по делу – быстро избавляешься от нас и спокойно допиваешь бутылку. Понял?

– Понял, – прохрипел Архип.

– Пикассо – твоя работа?

Художник поморщился, как от зубной боли.

– Значит, ее тебе втюхали? – проворчал он. – Между прочим, отличная работа. Я бы сказал, гениальная. Моя, само собой. Пикассо таких портретов за свою жизнь знаешь, сколько нарисовал? Чертову прорву. Для него это так… пальцем об асфальт. А ты попробуй повторить. Только безмозглый идиот думает, что это любой сможет. Как же… Пикассо на рынке сейчас стоит столько… а он хотел за пять тысяч. Художника обидеть каждый норовит…

– Ты сварганил Пикассо за пять тысяч? – уточнил Савва.

– За десять. И за десять делать бы не стал, не находись в стесненном положении. Воспользовался, гад…

– А как зовут гада?

– Откуда ж я знаю? Мне его имя ни к чему. Меньше знаешь, крепче спишь, понял?

– Но узнать-то ты его сможешь?

– Узнать смогу.

– Покажи фотографии, – обратился ко мне Савва.

Я выложила на низкий столик прямо перед Архипом фотографии наследников.

– Не, не этот и не этот… А это вообще баба.

– Точно? – спросил Савва.

– Я ху-дож-ник, – по слогам произнес Архип. – У меня память на лица…

– Отлично. Тогда пиши портрет.

– Чей?

– Мужика, для которого Пикассо сварганил.

Архип немного посидел истуканом и вдруг кивнул, когда я уже решила: разморило человека от водки да еще на старые дрожжи, вот он и задремал.

– Ладно. Бумагу и карандаш.

– Где взять? – заволновалась я.

– На подоконнике.

Бумага и карандаш, к моей большой радости, нашлись. Я сунула их Архипу, и он принялся рисовать. Я-то думала, у него на это уйдет довольно много времени, но уже через несколько минут он вернул мне листок. Сквозь треугольники проглядывала противная физиономия в профиль, со смещенным ближе к уху ртом и крючковатым носом.

– Это что? – нахмурился Савва.

– Мужик, – пожал плечами Архип. – В духе Пикассо.

– На хрен в духе Пикассо, по-человечески нарисуй.

– По-другому не получится, – вздохнул Архип, с тоской глядя на водку. – Я его таким запомнил.

– Твою мать, – выругался Савва. – А узнать-то его здесь можно?

– Можно. Очень похож. Честное слово.

– Неплохо бы еще раз попробовать, – вмешалась я.

– Давай, – пожал плечами Архип. – Только водки налей.

– Перебьешься.

Он вздохнул и стал опять рисовать. Треугольники исчезли, но губы так и остались возле уха, а нос передвинулся вправо и странно завис вне лица.

– Тяжелый случай, – вздохнул Савва, сложив рисунок и убирая его в карман.

– Да он нам голову морочит! – разозлилась я.

– Ничего подобного, – обиделся Архип. – Между прочим, это отличный портрет. Прям как живой, ей-богу. Можно водки?

– Когда здесь этот мужик появился? – не обращая внимания на его просьбу и отставив бутылку в сторону, задал вопрос Савва.

– В мае. Сразу после праздников.

– А как ты работал? Заказчик картину принес?

– По каталогу, – ответил Архип, ткнув большим пальцем куда-то за свою спину. – Портрет выставлялся в музее три года назад. Выставка была «Традиции и новаторство». А к выставке выпустили каталог. Все как положено. Я, кстати, на выставку ходил. Там две мои картины выставлялись, одна как моя, а вторая… не важно. И Пикассо этот, над которым все тряслись. Тогда старикан его музею и завещал. Думаю, наследники этому не обрадовались.

– Наследнички как раз перед тобой, – кивнул Савва на фотографии.

– Значит, тут не все. Не пойму только, на хрена ему два портрета понадобились?

Мы с Саввой переглянулись, после чего перевели взгляд на Архипа.

– Ты сделал две копии? – недоверчиво спросил Долгоруков.

– Ну. Спросил этого типа, зачем, мол, две.

– А он что ответил?

– Что это не моего ума дело. Очень мне этот тип не понравился. С гнильцой, и смотрит волком. Не удивлюсь, если это он старика пришил, такие запросто могут.

– Значит, он забрал портреты в мае?

– Ага, второй портрет, кстати, хуже получился. Кураж у меня прошел, да и мужик этот не понравился.

– А как он тебя нашел?

– Кто?

– Мужик. Вот так явился с улицы и сказал: сваргань мне Пикассо? Откуда-то он о тебе узнал?

– Меня в этом городе все знают, – отрезал Архип. – Вся художественная общественность. Понятно? Архип Кудимов – это имя. – Тут он усмехнулся, демонстрируя отсутствие двух зубов, верхнего клыка и того, что рядом, и продолжил, размахивая указательным пальцем перед своей физиономией: – А портрет я не видел, работал по каталогу. Сечешь, в чем фишка? Захотел клиент копию, и нате вам. Никакой уголовщины. Ни один прокурор дело не состряпает.

– Разумно, – согласился Савва. – А как думаешь, зачем ему два портрета?

– Ничего я не думаю. Заработал двадцаточку, и ладно. Люди! – заорал он. – Дайте водки, ради Христа! Эта зараза все попрятала. Ведь сдохну, ей-богу. И что вам с того за радость?