Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты отказываешься от дуэли?
– Да, я отказываюсь. Я высказался достаточно ясно? – Он устало опустился в кресло. – Леди Кэролайн, услада наших очей и сердца, лишила нас обоих повода для драки, хотя и в разное время. Ради всего святого, Харгрейв, не надо убивать меня взглядом! Как ни крути, а у нас с тобой много общего. Налить тебе бренди?
– Ты хочешь сказать, что она бросила нас обоих?
– В числе многих других вещей. – Лувуа выразительно поднял брови. – К примеру, она никогда не выигрывала у тебя в пикет, прибегая к одному низкому трюку?
Саймон невнятно выругался. Лувуа торжествующе расхохотался:
– Она бесподобна, не так ли? – Он протянул Саймону бокал с бренди.
– Недавно она выманила у меня таким манером все деньги, – заметил Саймон.
– Значит, мы с тобой – два сапога пара. Она умудрялась обставлять самых известных игроков на континенте!
Саймон принял бокал и сел за стол с человеком, которого на протяжении многих лет искренне считал врагом номер один.
– Стало быть, она и тебя бросила, – проговорил он, чувствуя, как угасает в груди праведный гнев и на смену ему приходит неловкость.
– Она всегда жила своим умом.
– И бешеным норовом! – с досадой фыркнул Саймон.
– Полагаю, положение гувернантки нисколько его не остудило, – тонко улыбнулся Лувуа.
– Она выгнала меня в три шеи!
– За наши общие привязанности! – Лувуа приподнял свой бокал.
Саймон сердито скривился, но не ответил.
– Не очень-то приятно признаваться в этом, верно? – Голос графа дрогнул от горечи. – Ну что ж, добро пожаловать в наш клуб!
– Возможно, есть и другие.
– Мужчины, похожие на нас? Я тоже так считаю.
Саймон стал мрачнее тучи.
Лувуа подался вперёд и добавил бренди в его бокал, Саймон поднял на него глаза.
– Твоя жена не пойдёт тебя искать?
– А это важно?
– Не для меня.
– И не для меня, хотя Алтея вряд ли станет беспокоиться. Её волнует лишь то, чтобы мы не устроили сцену перед гостями.
– Какую ещё сцену? – лукаво улыбнулся Саймон, приподнимая свой бокал.
Несколько часов спустя Саймон наконец собрался уходить, гораздо более пьяный и намного более просвещённый по части своей роли в событиях, случившихся в его жизни пять лет назад.
– Я передам Каро от тебя привет.
– Харгрейв, сделай одолжение самому себе, – снисходительно процедил Лувуа, глядя на него снизу вверх из своего уютного кресла. – Женись на ней.
– Ты скучаешь по ней?
– Не так сильно, как ты. – Граф кивнул на окружавшую их роскошь. – Я получил прекрасное вознаграждение за поруганную гордость. К тому же однажды она призналась, что в постели тебе нет равных. – Он устало усмехнулся. – Может быть, именно поэтому я не оставил ей ни гроша!
Саймон не сразу нашёлся что сказать.
– Мы с ней знаем друг друга всю свою жизнь, – признался он.
– Я бы предложил тебе перебраться на время в Йоркшир.
Саймон шумно вздохнул и сказал:
– Полагаю, у меня нет иного выхода.
– Ты всё ещё хочешь получить драгоценности?
Саймон небрежно отмахнулся и пошёл к двери, кинув на ходу:
– Куплю что-нибудь в Лондоне.
– Когда-то Каро любила рубины.
– Когда-то она имела рубины. – Саймон замер, положив руку на дверную ручку.
– Ага. Это всё объясняет.
– Никогда не подумал бы, что буду благодарить тебя. – Он перевёл дух и добавил: – Спасибо.
– Никогда не подумал бы, что от души пожелаю вам счастья, но… – Лувуа смущённо улыбнулся. – Я желаю вам счастья. Au revoir.
Ещё минута, и за Саймоном закрылась дверь. Лувуа откинул голову на спинку кресла и глубоко вздохнул. Он искренне завидовал юному повесе.
Виконт Фортескью решил ухаживать за Кэролайн по всем правилам, а потому убедил Карлайлов, что их дети прекрасно обойдутся без гувернантки до конца праздников. Каждое утро он вывозил Кэролайн на прогулку и покупал ей подарки в деревенской лавочке. Это были недорогие мелочи, которые приличной леди можно, не стесняясь, принять от своего кавалера. Хорошо изданные книжки в кожаном переплёте, шарф ручной вязки, мягкая шерстяная накидка, чтобы надевать её под пелерину, ожерелье из мелких гранатов. Он преподносил ей короткие стихи собственного сочинения, а однажды вечером развлекал чтением глав из своего путевого дневника, вызвавшего её живейший интерес.
Кэролайн была благодарна ему за все: за ненавязчивое внимание, за устроенные для неё каникулы, за все милые подарки. Но даже теперь она не в состоянии была отвечать ему взаимной привязанностью и однажды постаралась просветить его на сей счёт в самой мягкой форме.
– Я терпеливый мужчина, моя дорогая, – ответил он.
У неё не хватило духу возразить ему, что вовсе не терпением можно завоевать её любовь. А то, о чём она мечтала, было недостижимо. Или тот, о ком она мечтала, если уж быть точной. Хотя, конечно, это было откровенной глупостью: продолжать вздыхать о таком себялюбце и ветренике, как Саймон.
Тем не менее она всё ещё не справилась со своими чувствами, хотя прошла не одна неделя со дня их последней встречи. Вернее, последней ссоры.
Она только что распрощалась с Уиллом после целого дня, проведённого в его обществе, и устало поднималась к себе в комнату. Ей самой было невдомёк: что за странное упрямство не позволяет раскрыть своё сердце навстречу такому доброму и чуткому человеку, каким был виконт? Рано или поздно он унаследует отцовский титул. Он предложил ей преданную любовь и заботу, не говоря уже о том, что их взгляды на жизнь и интересы совпадали просто с поразительной точностью. И она не сомневалась, что он будет хранить ей верность до конца своих дней.
Почему она не в состоянии ответить на его чувства, как сделала бы любая разумная женщина?
Почему она тоскует по беспутному шалопаю и бабнику, походя разбившему её сердце?
Природа словно почувствовала нетерпение, снедавшее Саймона на обратном пути, и воды пролива с покорностью несли на себе его судно. Лёгкое волнение, ровный попутный ветер, ясное безоблачное небо сделали путешествие быстрым и приятным. Как только шхуна отдала швартовы в Дувре, он соскочил на землю. Не в силах дожидаться, пока на берег сгрузят его экипаж, герцог отправился в городские конюшни, нанял самого быстроногого жеребца и помчался в Лондон.
Прибыв в Харгрейв-Хаус, он первым делом вызвал своего секретаря. Не прошло и часа, как в передней его особняка собралась целая толпа торговцев, стряпчих, самых известных в городе ювелиров и самых дорогих портных. Все они наперебой рвались получить аудиенцию у герцога.