Любовь кота?.. Маша удивленно покачала головой. В комнате темнело, но отец не зажигал свет.

— На даче Омар нашел себе пассию: подзаборную гулящую драную лахудру по кличке Муська. Все поселковые коты были ее. Возвращаясь по утрам с гулянок, Муська обычно устраивалась высыпаться на нашем заборе. Омар тихо подходил, вставал на задние лапы — он вырос огромным и почти доставал до Муськи — и так стоял, охраняя ее сон. Просыпаясь, эта зараза злобно била Омара по носу и пыталась сбросить его лапы с забора. Она несколько раз сильно его царапала. Он все молча терпел и уходил домой. До следующей Муськиной ночевки на нашем заборе. Бабушка эту шалаву не выносила, гнала прочь, била, но стервозина упорно возвращалась на понравившееся ей место, а бедный кот снова стоял возле нее, любуясь и тоскуя. Это была настоящая трагедия. Муська его и близко к себе не подпускала. А ему была нужна только она… — Отец снова замолчал. — Неужели не помнишь? Значит, прошло мимо тебя, ничем не задев… Ну да, у тебя были велосипед, который ты для себя изобрела, такая же выдуманная Эля и вполне реальный Толя…

— И поезда… — добавила Маша.

Отец улыбнулся.

— И поезда. Знаешь, я иногда все-таки надеюсь: а вдруг это чудовищная глупая ошибка и несправедливость, и ты — моя дочь… И не было никогда никакого Дмитрия!.. Очень хочется в это верить… А потом сам понимаешь, что все это — бред измученного сознания… Врагу не пожелаешь…

Маша молчала, уставившись в пол.

— Я не знаю, как и где они познакомились, — медленно договорил отец. — Да и какая разница… Блокадный мальчик… Но однажды, отчаявшись, я спросил Инну об этом… И знаешь, что она мне ответила? Она сказала: "Он подал мне пальто… После пресс-конференции. И все — стены обрушились!.. Он просто подал мне пальто… Так, как никто, кроме него, делать не умеет…Ты не понимаешь…"

"Только рядом с ним я чувствовала себя настоящей женщиной…" Понимаешь ли, знаешь ли, помнишь ли… Три глагола плюс частица… И целая жизнь позади…

Ровно в семь Маша стояла на вокзале. Она почти не замечала ни клубящейся вокруг толпы, ни холодного позднеосеннего ветра и не слышала пронзительно-навязчивых объявлений о движении поездов. Она блаженствовала, вдыхая любимый с детства запах вагонов и рельсов, и старалась не слишком задумываться о будущем. И о прошлом тоже. Напротив на стене висели три концертных афиши: "Басков", "Носков" и "Песков". Видимо, расклейщик не страдал отсутствием чувства юмора. Или просто не читал своих бумажных агиток.

Вовка подошел неожиданно, уткнулся носом в ее волосы и прошептал:

— Прости, длиннушка, застрял в очереди тебе за билетом… У меня "сезонка"… Давно стоишь?

— Очевидно, ты вообще шел сюда пешком? — холодно поинтересовалась Маша. — Или в метро устроили перерыв на обед?

— Я ехал на троллейбусе. Я люблю троллейбус.

— А я не люблю долго ждать…

— Нестыковка… Это слишком не совпадает с моими желаниями и настроениями… — пробормотал Вовка, прижимая Маню к себе. — Я бы хотел, чтобы ты дожидалась здесь меня всю жизнь…

— И превратилась бы, в конце концов, в ледяной столб, — закончила Маша.

— Зато потом я, стараясь не разбить, отмораживал бы эту гадкую, противную, мерзкую ледышку в ванной, поливая горячей водой из душа… — забормотал Вовка трансовым голосом. — Я бы тер тебя губкой до красноты, растирал мохнатыми полотенцами, я бы гладил тебя, чтобы ты отмерзла навсегда и больше никогда не грезила ледовыми монументами…

Они оба одновременно представили себе эту картину. Маша отчаянно покраснела и попыталась вырваться из Вовкиных цепких рук. Но он держал ее крепко, не собираясь никуда отпускать, и наслаждался своими ярко-нескромными, почти реальными видениями.

Почему она раньше думала, что люди разные днем и ночью? Нет, сутки — понятие неделимое, и никто не живет двойной жизнью, делая вид, будто жизнь всего-навсего одна. Она действительно только одна. Почему Маня считала, что застегнутые днем наглухо на все пуговицы люди ночью становятся совсем другими: открытыми, свободными, с иными словами, манерами, поведением, превращаются в самих себя, в настоящих?.. Вовсе нет! Она просто принимала желаемое за действительное, она ошибалась… Человек всегда одинаков, и закрытый наглухо днем — точно такой же ночью… И наоборот… Сколько лет ей понадобилось для открытия этой простой, даже примитивной истины… Она, кажется, изобрела свой любимый велосипед. Но сложнее всего познать самое простое.

— Давай попробуем, как только приедем… — нашептывал, словно ворожил, Вовка, безошибочно и четко разгадывая ее мысли. — Тебе от меня так легко не избавиться… Не рассчитывай и не надейся! Лошадка необъезженная… Автономная республика. Нельзя прожить жизнь, задвинув все "молнии" и закрыв все замки. К ним рано или поздно найдутся ключи. Обязательно. Понимаешь, мышонок? А это маленькая награда и компенсация за твои ветреные муки. Сникерсни!

И Вовка сунул в Машкины ладони шоколадный батончик.

— Устраиваешь мне сладкую жизнь? — спросила Маша.

— Пытаюсь… Маленькие радости большой страны… Почему я был раньше такой дурак? А впрочем, всему свое время… И если бы мы с тобой все сделали раньше, в те далекие времена, нам уже ничего не осталось бы на сегодня и, наверное, ничего бы не захотелось и не понадобилось… Прямая — далеко не всегда кратчайшее расстояние между двумя точками. Часто именно между ними очень трудно провести одну прямую. Поэтому "мы все начнем сначала, любимый мой… Итак…"

— Может, и начнем. Хотя теперь уже продолжим, это точнее, — как можно холоднее заметила Маша, бросив шоколад в сумку. — Но ты обманул меня! Хорошее начало! Почему ты сказал, что твой отец умер, когда он жив и здоров и прекрасно себя чувствует в Америке?

Володя хмыкнул, слегка отодвинулся от нее и провел рукой по ее волосам.

— Тык-тык-тык… Дай кусочек шоколадки, жадина! Пожалей Вовку! Что за странный необъяснимый интерес к моему отцу? Почему ты к нему привязалась? Уж не влюбилась ли в него ненароком и теперь пытаешься запудрить мне мозги? Экзотическая версия! На пушку берешь?

— Да я его в глаза не помню! — заявила Машка.

— Еще непонятнее… — задумчиво пробормотал Вовка. — Я мало что знаю об отце… Мы всю жизнь прожили с ним далекими друг от друга людьми. Кроме того, он часто уезжал за рубеж, меня растила бабушка, как и тебя… Президент в Форосе… Чересчур часто… Для меня он всегда был отсутствующим, лишним, едва знакомым человеком. Почти что мертвым. Жив или умер — безразлично. Какое мне дело до всех до вас, а вам — до меня… Вот и все! Зачем он тебе?

— Ни за чем, — буркнула Маня. — Так просто… Захотелось поближе познакомиться с твоей семьей… С генеалогическим древом… Мама тоже с отцом в Америке?

— Мама тоже, — отозвался Володя. — Они всю жизнь вместе. А я вообще не местный. Пошли, ты еще должна выслушать мою теорию о носах. Жутко интересно!

И он взял ее за руку.