— В моем присутствии ее никто так не называет.

— Маттиас, все говорят, что вы сочли себя обязанным объявить о помолвке, потому что мисс Уотерстоун скомпрометировала себя вчера вечером.

— То, что произошло между мисс Уотерстоун и Мной вчера вечером, не касается никого, кроме нас двоих, — очень тихо проговорил Маттиас.

— Я не понимаю. — Патриция казалась сбитой с толку. — Я думала, вы будете так же шокированы, и я, если узнаете, что мисс Уотерстоун имеет дурную репутацию.

— Для меня ее честь не запятнана и всякий, кто скажет иначе, ответит мне за это. Я достаточно ясно выразился?

Патриция сделала шаг назад, однако подбородок ее дерзко приподнялся.

— Отлично, сэр, вы вправе действовать так, как считаете нужным.

— Именно. — Маттиас встал и обогнул угол стола.

— Если вы хотите быть помолвлены с женщиной сомнительной репутации, это ваше дело, — вызывающе проговорила Патриция. — Но не ждите, что я буду появляться вместе с мисс Уотерстоун и ее тетей. Я должна заботиться о собственной репутации.

Маттиаса охватил гнев.

— Пока ты находишься под моей крышей, ты будешь уважительно относиться к мисс Уотерстоун и ее тете.

— Но, Маттиас…

— Кстати, сейчас самое подходящее время сказать, что я не желаю, чтобы у тебя установились дружеские отношения с Хьюго Бэгшоу. Не поощряй его ухаживаний.

Похоже, эти слова ошеломили Патрицию.

— Но мистер Бэгшоу — настоящий джентльмен! Его совершенно не в чем упрекнуть!

— Хьюго Бэгшоу ненавидит меня. Он вполне может, используя тебя, попытаться отомстить мне за то, го, по его мнению, я совершил несколько лет назад. Держись от него подальше, Патриция.

— Но ведь…

Маттиас уже был рядом с дверью.

— Прошу прощения. У меня назначена встреча.

Имоджин была вне себя от гнева; казалось, она вот-вот вспыхнет. Маттиас удивлялся, как она, сидя рядом ним в карете, еще не прожгла ему костюм. Он улыбался про себя, когда остановил красавиц-лошадей серой масти у каменных столбов, обозначавших вход в парк.

Подъездные аллеи уже были запружены элегантными экипажами. Пять часов — это было как раз то время, когда можно посмотреть на других и показать себя. Маттиac не любил высшее общество, но знал его правила. В отличие от Имоджин он понимал, что для них двоих крайне важно появиться вместе в этот день. Весь свет будет наблюдать за ними.

— Полагаю, вы отлично понимаете, какой ущерб из-за вашей нервной натуры понес мой план.

— Мне очень жаль, если наша помолвка принесла вам какие-то неудобства.

Она бросила на него поистине испепеляющий взгляд:

— В самом деле, сэр? Сомневаюсь. Я пришла к выводу, что вы вполне сознательно могли пойти на то, что произошло вчера вечером… Чтобы пресечь мои планы в зародыше.

— Что дает вам основания так считать? — Маттиас слегка наклонил голову, приветствуя знакомого в проезжающей карете.

— Все очень просто. Я пришла к такому заключению, когда поняла, что вы практиковали на мне замарские способы любовной игры.

Маттиас едва не выпустил вожжи.

— О чем вы, черт вас побери, толкуете?

— Не пытайтесь надуть меня, милорд. Это не получится. — Затянутые в перчатки руки Имоджин свирепо сжали сложенный веер. Она смотрела прямо перед собой. — Я не какая-нибудь дурочка. Я отлично понимаю, что вы использовали какие-то таинственные способы, чтобы я потеряла контроль над своими чувствами.

— Понятно… И вы считаете, что я узнал эти… гм… экзотические способы во время изучения древнего Замара?

— А где же еще? Они, без сомнения, отличались от обычных методов. До меня это сразу дошло.

— Разве? А почему вы так в этом уверены? Она метнула на него сердитый взгляд:

— У меня у самой есть кое-какой опыт, милорд.

— Вот как?

— Меня несколько раз целовали, и я чувствую, что ваши поцелуи очень отличаются от других.

— Чем же они отличаются от других поцелуев?

— Вы отлично знаете, чем отличаются, сэр. — Явный холодок чувствовался в голосе Имоджин. — Они действуют на меня таким образом, что я едва могу стоять на ногах. У меня что-то происходит с пульсом. Более того, они вызывают у меня временную горячку.

— Горячку? — Маттиас мечтательно вспомнил о том, как она дрожала в его объятиях.

— Я чувствую жар во всем теле. — Она бросила на него свирепый взгляд. — Но главное доказательство заключается в том, что ваши поцелуи полностью лишают меня способности логически мыслить. То я вполне разумно размышляю о том, как мне заманить в ловушку Ваннека, а то вдруг у меня в голове полный хаос.

Глядя на кончики ушей красавиц лошадей, Маттиас. спросил:

— Вы говорите, что ни разу не испытывали подобной реакции, когда вас целовали другие мужчины?

— Ничего похожего.

— И сколько мужчин вас целовали, Имоджин?

— Это мое личное дело. И не подумаю отвечать на этот вопрос. Леди не обсуждают такие вещи.

— Простите. Я ценю вас за то, что вы не станете распространяться о своих поклонниках и поцелуях. Но если Аластер Дрейк — единственная основа для сравнения, я должен сказать вам…

— Мистер Дрейк — не единственная основа для сравнения. — Имоджин резко повернулась на сиденье. — К вашему сведению, милорд, меня целовал и другой мужчина.

— В самом деле?

— И к тому же француз! — торжествующе добавила она.

— Понятно.

— Всему миру известно, что французы — люди, весьма искушенные в любви.

— И как вы встретились с этим французом?

— Если хотите знать, это был Филипп Д'Артуа, мой учитель танцев.

— Ах, учитель танцев… Это несколько меняет дело. Вынужден согласиться, что у вас есть основания для сравнения.

— Конечно, — гордо подтвердила Имоджин. — И я отлично понимаю, что те сильнейшие чувства, которые я испытала вчера вечером, не могут возникнуть в результате обычной любовной игры. Сознайтесь же, сэр, что вы использовали экзотические замарские способы, чтобы привести в беспорядок мои чувства.

— Имоджин… — Послышался громкий хруст. Он бросил взгляд на веер, который она сжимала с такой силой, что одна из пластинок не выдержала. — Я собиралась сказать, что существует другое объяснение тому, почему вы испытали вчера столь сильные чувства.

— Вздор! Ну и в чем заключается это объяснение?

— Вполне вероятно, что вы реагировали так потому, что испытываете нежные чувства ко мне, — высказал он деликатное предположение. — Иными словами, между нами возникла страсть.