Судя по сформулированным в «Наказе» разведывательным задачам, информированность «государя, царя и великого князя Михаила Федоровича всея Русии» оставляла желать лучшего. Поставленные перед набранными «на скорую руку» лазутчиками задачи по большей части были невыполнимы, так как расчет был в основном на зрительные наблюдения, на слухи, дающие не всегда достоверные сведения. Уровень направляемых в «литовские городы» лазутчиков не предоставлял возможности выхода на людей, действительно обладавших запрашиваемыми сведениями. Для этого следовало бы иметь заранее насажденную в литовских городах агентуру, и в первую очередь, в эшелонах власти Речи Посполитой, которая имела бы доступ к информации, представлявшей собой государственные секреты. Из «Наказа» не следует, что к проведению разведки привлекались уже имевшиеся в распоряжении бывших воевод лазутчики. «Наказ» предупреждал о неразглашении лазутчиками «московских никаких вестей на смуту и никакого дурна», следовало говорить, что в Московском государстве все благополучно, то есть «опричь добра, ничего не сказывати». В «Наказе» встречаются слова, обозначающие кроме лазутчиков, другие возможные источники информации. Это — переезщики, выходцы и ранее встречавшийся термин полоняники. Переезщики — ‘те, кто перебежал или выехал в чужую землю’[257], выходцы — ‘те, кто переселился из чужих мест, явился из-за рубежа; перебежчик’[258]. Переезщикам, выходцам и полоняникам, как и лазутчикам, при наличии у них скорых, прямых вестей полагалось денежное вознаграждение.

В случае результативности разведывательной деятельности лазутчиков иногда освобождали от государственных податей и повинностей. Воевода Ржевы-Володимировой [Ржев в древности назывался по имени своего первого князя — Владимира Святого], князь Иван Леонтьевич Шеховской в своей отписке, полученной в Разрядном приказе 5 августа 1631 г., доносил: «Бил челом тебе, государю, Аксиньин крестьянин Алексеевской жены Соколовой, Андрюшка Чуркинской, который ходит за рубеж для твоего государева дела вестей проведывать, а мне сказал: по твоему государеву указу правят на нем в Старицу к острожному делу деловцов и лесу от Ивана Одадурова, а он в писцовых книгах Богдана Воейкова с товарищи в живущем написан в получетверике; и ему от твоего государева дела в Старицу к острожному делу не мочно, посылаю я его еже недель за рубеж для вестей, а он человек одинокий. И бил челом тебе, государю… тот Андрюшка Чуркинской, а ко мне принес челобитную, чтоб его деревня обелить против его братьи, и как в Торопце и на Луках Великих у лазутчиков земли обелены. И я без твоего государева указа земли его обелить не смею»[259]. Ходатайствуя об «обелении» деревни лазутчика, то есть освобождении его частично или полностью от податей и повинностей, а также от участия в строительстве оборонительных укреплений — острогов [частоколов из заостренных кверху бревен, плотно пригнанных друг к другу], ржевский воевода ссылался на известные ему прецеденты в Торопце и Великих Луках.

Уже через 10 дней воеводе был дан ответ, в котором частично удовлетворялись просьбы лазутчика. В государевой грамоте в Ржеву-Володимерову к воеводе от 15 августа 1631 г. сказано: «И как к тебе ся наша грамота придет, и ты б вдовы Аксиньи Алексеевы жены Соколова с крестьянина, с Андрюшки Чуркинскаго, с его жеребья в Старицу к острожному делу лесу и деловцов для его службы имати не велел, с него только тягла выходит»[260].

От глагола лазучити (ласучити) в значении ‘заниматься шпионажем’ в XVI–XVII вв. произошел ряд производных: лазутчик (лазущикъ), лазутникъ, лазучникъ, лазученье, лазучество (лазучство), — ставшие терминами разведки. В «Словаре русского языка XI–XVII вв.» определяются значения вышеперечисленных существительных как ‘лазутчик, шпион, шпионаж’[261]. Все зависит от конкретной позиции: лица, собирающие сведения в интересах государства, — разведчики, а те, кто собирает сведения о государстве в интересах его противников, — шпионы. В том и в другом случае сущность и характер деятельности людей, обозначенных этими терминами, не меняется.

Слово лазутчик и другие производные от лазучити употреблялись как в отношении русских разведчиков, так и применительно к лицам, работающим в интересах иностранных государств. Именно в это время в письменных документах лазутчики стали считаться шпионами, хотя слово шпион появится позднее. «А о лазутчикех бы есте, которые из Новагорода к Москве и по городом лазучат, велели заказ учинить крепкой, чтоб лазутчиков переимать, а кто лазутчиков поимает, и ты б тем людем велел сказать наше жалованное слово, что мы за службу их пожалуем, а которых лазутчиков поимают, и вы б их прислали к нам к Москве с добрыми приставы, сковав», — предписывается белозерскому воеводе Степану Микифоровичю Чепчюгову в царской грамоте от 14 апреля 1613 г., касающейся приведения Белозерска на осадное положение и поимки лазутчиков, разосланных шведами[262].

Из приговора 1678 г. о лазутчике узнаем, что «по указу великого государя царя и великого князя Федора Алексеевича, всеа Великия и Малыя и Белая России самодержца, бояря… приговорили: вора и лазутчика, который прислан из Чернигова, Ивашку Квашнина, за его воровство, что он… в воровстве своем в лазутчестве с пытки в Чернигове и будучи на Москве винился, казнить смертью, по колужской дороге повесить»[263]. Оказывается, «Ивашко в роспросе и с пытки в том винился, а сказал, что он по ноговору турских пашей был для проведыванья вестей на Москве, был в прошлых во 180-м и во 183-м годех лазутчиком ж, и в Ясы со всякими вестьми к ним к турским пашам сходил и сказывал»[264]. Но он не был казнен, хотя наказание было суровым: «Государь царь и великий князь Федор Алексеевич… пожаловал для поминовения отца своего государева… за ту его вину казнить не велел, а указал его привести к виселице и у виселицы бить в проводку кнутом [бить кнутом, водя по людным местам] нещадно до Болота [название части города Москвы] и сослать в Сибирь на вечное поселение в пашенные люди»[265].

Не только отдельные люди могли вести разведку в интересах соседних государств, но лазутчики обнаруживались и среди направляемых в Россию посольств. «И как мы до того доведались, что нашим людем от руских людей учинились убытки великие, а в те поры сей имянующей посланник Никита у нас, и мы того не чаяли, что руские люди в нашей земле были для лазучества, и мы для того посланника Никиту у себя задержали и тех руских купцов розослали по иным городом»[266], — сообщалось в грамоте 1556 г., адресованной шведскому королю Густаву Вазе о деятельности его посланника Никиты Кузмина, прибывшего в Москву с предложением от шведов о прекращении обоюдных неприятельских действий. В «Словаре русского языка XI–XVII вв.» лазучество определяется как ‘шпионаж’[267].