стоит здесь и как ни в чём не бывало улыбается. Он, сука. Во-первых, кроме него некому, а, во-вторых, я по роже вижу, он.

Я отталкиваю мужика с чемоданом и протискиваюсь к парню.

— Сука, урою, — цежу я сквозь зубы.

— Ты чё, пацан, — делает он удивлённое лицо. — Укачало что ли?

— Сейчас я тебя укачаю, козлина, — хриплю я и начинаю его ощупывать.

— Дурак что ли? — в лицо мне смеётся он.

Сука, сто процентов это он, вот только куда…

— Остановите автобус! — кричу я со всей мочи. — Человеку плохо!!! Наталья, скорей сюда, мы выходим!

Он же скинул мой портмоне колхознику! Точно! Вот я лошара.

— Остановите автобус!!!

— Водитель сказал здесь нельзя, за поворотом остановит, — передают мне.

— Да скорее же!!!

Автобус пыхтит, стонет и останавливается в кармане за поворотом. Мы вырываемся наружу.

— Идём! — бросаю я и, схватив за руку, тащу Наталью на противоположную сторону дороги.

Отсюда открывается захватывающий вид, только кому он сейчас нужен. Едет «Волга». Я машу, но она, объехав меня по встречке пролетает мимо. Козёл. Ну, давай же! Блин, скорая помощь. Эти точно не остановятся.

Я выскакиваю на дорогу и отчаянно машу руками.

— Егор!!! — кричит в ужасе Рыбкина.

Скорая бьёт по тормозам, раздаётся скрип, свист и «буханка» останавливается в нескольких сантиметрах от меня.

— Жить надоело? — гневно кричит из окна водитель с грузинским акцентом.

— Отец, помоги, подбегаю я к нему. Подкинь до вокзала, прошу, тут всего-то километр, не больше! Три рубля.

— На поезд что ли опаздываешь?

— Да!

— На Сухум?

— Да!

— Ну давайте, прыгайте, самоубийцы. Всё равно по пути.

Я закидываю сумку и запихиваю Наташку, а следом забираюсь и сам. Лавка вдоль стены, носилки, оборудование довольно скромное. Зато над лобовухой приклеен чёрно-белый портрет Иосифа Виссарионовича.

— Куда едете? — спрашивает пожилой грузин. — Прямо в Сухум?

— В Гагры, — отвечаю я. — Здесь народу много, а там спокойнее, да и лучше, если честно.

— Что Гагры, — машет он головой, — в Батуми надо ехать. Вот где рай.

Он пару минут расхваливает Батуми, а потом, резко остановившись, обрезает:

— Выходите, приехали. Вот ваш вокзал.

— Спасибо большое, — говорю я и протягиваю трёшку.

— Зачем обижаешь! Девушке хачапури купишь. Бегите скорей. Поезд вон уже на перроне.

И мы бежим. Хорошо, что у Наташки туфли не на каблуке, а что-то типа балеток. Надо её гардеробом… Блин, деньги сначала вернуть надо, а то с трёшкой особо не разгуляешься.

Мы влетаем на перрон в самом конце и практически сразу попадаем в толпу людей.

— Уважаемые пассажиры, с первого пути отправляется пассажирский поезд Туапсе-Сухуми. Будьте внимательны и осторожны, — объявляет диктор.

Я кручу головой по сторонам. Где этот колхозник, где этот поц⁈

— Ищи того, что место уступил, — бросаю я, но моя подруга и так прочёсывает взглядом всё вокруг.

Поезд даёт гудок и начинает двигаться. Бля-я-я! Ещё сумка здоровенная на плече. А он мог вообще не на вокзал пойти. Может уже…

— Вон он! — вскрикивает Наташка.

Я смотрю, куда показывает её палец. Точно, он сучонок. Поднимается в вагон и, прежде, чем скрыться внутри, оглядывается, осматривая платформу. Не знаю, замечает он нас или нет, теперь уже неважно.

— Скорее!

Я хватаю и тащу Наташку со всей дури, но поезд уже движется.

— Куда! — орёт проводница, стоя на откидной площадке со свёрнутым жёлтым флажком и проплывая мимо.

Блин!

Я закидываю сумку в дверь следующего вагона, тут никого нет и площадка откинута.

— Хватайся! — кричу я. — Хватайся!

Зацепляю Наташкину руку за поручень и подталкиваю её вперёд.

— Держись!!!

Нога соскальзывает со ступеньки.

— Подтягивай!!!

Она справляется, молодец. Встаёт на ступени и быстро поднимается наверх. Молодец, Наташка, молодец. Ладно, теперь я. Поезд всё набирает ход, но ничего, ничего, вот я уже цепляюсь за поручень, держусь, бегу рядом, примеряясь, как лучше вскочить. И вдруг… Бах!

— А-а-а! Куда прёшь!

Я сбиваю с ног здоровенного мужика и сам падаю на асфальт, перелетев через него. Падаю и тут же вскакиваю. Твою ж дивизию! Нога!

Единственное, что я сейчас вижу — это удаляющаяся подножка вагона и расширяющиеся от ужаса глаза Наташки.

17. Сияй, сумасшедший бриллиант

Поезд продолжает набирать ход, и мне нужно очень сильно постараться, чтобы его догнать. Нога, гадина… подвернул, похоже. Но ничего, ничего, я смогу, иначе получится полный треш. Я здесь, а она там, без денег, без документов.

Мужик орёт, но я на него даже не смотрю, каждая доля секунды на счету. Собираю волю в кулак и бегу. Бегу, но поезд не ждёт, он идёт всё быстрее и быстрее. Вагон, из которого на меня смотрит Наташка предпоследний. Но до него я уже не доберусь, нет. Остаётся последний шанс. Вот, всё убыстряясь, последний вагон проплывает мимо и мне нужно очень сильно, очень и очень сильно постараться, чтобы забраться в него.

Сука! Площадка опущена! Хотя бы дверь открыта и то спасибо. Так, так, давай, не дай ему пройти мимо, не дай, Бро! Скорость уже приличная, я бегу со всей дури и перрон уже заканчивается, и плевать на ногу. И остаётся лишь несколько метров. Так, вот сейчас, сейчас, ещё шаг, ещё один, вот, вот уже. Готов? Готов! Я подпрыгиваю и цепляюсь за поручни.

Н-е-е-т! Какая хрень! Плечо! Терпи!!! Так, надо подтянуть колено. Давай. Давай, сука! Давай! И! Да, есть! Ставлю правое колено на эту сраную площадку. Всё, считай заскочил. Так, передохнуть и подтянуть вторую ногу. Хорошо. Да, всё хорошо. Теперь отцепляю правую руку и переваливаюсь внутрь. Да… Тело внутри, подбираю ноги и… есть. Отлично, четверть дела сделано. Кое-как поднимаюсь, открываю дверь в вагон и иду по коридору.

Вагон плацкартный, заполненный наполовину. Уфф… Ноги трясутся и дыхание, как у астматика. Многие пассажиры спят, на меня никто не смотрит. И проводников не видно, но это ненадолго, сейчас появятся. Впереди открывается дверь и навстречу мне выходит Наташка. Тащит сумку. Сама тоненькая, как тростиночка, а сумка-то немаленькая.

Я машу ей, чтобы она шла обратно, она тут же поворачивает, дожидается в тамбуре.

— Егор… — шепчет она и прижимается ко мне всем телом.

— Ничего, ничего, всё хорошо будет. Не переживай. Стой здесь, охраняй сумку. Когда спросят билет, скажешь, мужа ждёшь. Он сейчас подойдёт с билетами. Поняла?

— Нет, я с тобой пойду, — машет она головой.

— Погоди, ты же ещё не самбистка, правда? Вот и не торопись, не рвись в бой, хорошо? Жди здесь, я скоро приду.

— Может, лучше в милицию заявить?

— Во-первых, милиция только на станции будет, а, во-вторых, лучше этого избежать. В общем, жди меня, и я вернусь, только очень жди.

Я открываю дверь и тамбур наполняется стуком и лязгом. В детстве из-за этого грохота я боялся ходить из вагона в вагон. Вернее, боялся, но, всё равно, ходил. Я вступаю на подвижную чуть выпуклую, кажущуюся скользкой и неустойчивой, площадку, громыхающую под ногами.

Но сейчас мне не страшно. Нет. Сейчас я на адреналине, и во мне пылает огонь, очень древний и могучий огонь. Это огонь охотника, выслеживающего свою жертву. Огонь преследователя. И огонь мстителя. И ещё я очень зол. Я прилетел, чтобы немного отдохнуть и побыть со своей девушкой, но должен гонять дичь по поездам.

Я иду по вагонам в сторону головы состава. Плацкарт, плацкарт, плацкарт. Туалеты ещё закрыты, но сейчас их уже откроют, значит это может усложнить поиск. А ещё у этого козла может быть свой ключ и он вполне может отсиживаться в гальюне. Это если он спалил нас с Наташкой.

Надо торопиться. Ещё плацкарт. Вагон-ресторан. Красота какая, вот сюда мы и придём, наверное, когда всё закончится. А вот тут уже сложнее обстановка. Купе. У него может быть билет и тогда…

— Простите, пожалуйста, — открываю я первую дверь.

— Извините…

— Прошу прощения…

Открыто, открыто, открыто…

— Извините, я бабушку ищу, она теряется всё время. У неё Альцгеймер… Да, болезнь такая…

— Я из другого вагона, извините…

Прочёсываю все три купейных вагона. Нет. Вот козлина. Затихорился где-то. Приходится поворачивать назад и чесать снова.

— Бабушка не приходила моя?

И снова:

— Бабушка…

Хлопает дверь туалета и… да! Это он. Попался, голубец. Мужик оборачивается и, заметив меня, тут же выскакивает в тамбур и закрывает дверь. Я нахожусь в другом конце вагона и немедленно бросаюсь к нему.

Как назло из купе выходит, крепенький старичок, перекрывает