Четыре лошади. Не было и речи о том, чтобы отправиться в конюшню и велеть оседлать пятую.

— Ваше величество, садитесь на эту лошадь, двое из нас поскачут на одной, — сказал Себастьян.

Алексей помог императрице взобраться на коня. Она села в седло по-мужски, уперевшись ногами в стремена. Себастьян кивнул Францу, и они оба забрались на одну лошадь. Баронесса Вестерхоф, принцесса Анхальт-Цербстская и княгиня Дашкова, стоя на ступенях павильона в ночных сорочках, махали руками, белея в прозрачной ночи, словно бесплотные призраки. Всадники растаяли вдали.

Когда заговорщики уже въезжали в Санкт-Петербург, Екатерина подняла руку. Всадники остановились.

— У кого-нибудь здесь есть фляга? — спросила она.

Приблизившись, Барбере протянул даме свою.

— Водка, ваше величество, — виновато пояснил он.

Быстро отвинтив крышку, Екатерина сделала большой глоток.

— Держитесь, ваше величество, — подбодрил женщину Алексей.

И они вновь поскакали.

Около двух часов ночи всадники прибыли в казармы Измайловского полка, что размещались в Измайловской слободе. Императрица первой въехала в ворота.

При ярком свете фонарей большого внутреннего двора разыгрывалось захватывающее зрелище. На плацу выстроились десять рот знаменитого Измайловского полка, то есть полторы тысячи человек. Прижав к ноге оружие, каждый батальон образовывал безукоризненное каре. Все взгляды были прикованы к молодой женщине, которая, гордо выпрямившись в седле, медленно двигалась навстречу своей судьбе.

Стоя чуть в отдалении, на нее смотрели князь Барятинский, граф Григорий Орлов, его братья Федор и Владимир и еще какой-то полковник, имени которого Себастьян не знал. Они поспешили к императрице, чтобы помочь даме спешиться.

К ним присоединились Себастьян, Алексей, Барбере и Франц.

— Ваше величество, пора, — прошептал Себастьян.

— Гвардейцы! — заговорила императрица таким властным голосом, какого Себастьян от нее не ожидал. — Мы собрались здесь этой ночью, потому что Святая Русь в опасности! Этой ночью немец решился воплотить в жизнь свои зловещие планы. Он хочет превратить нашу страну в прусскую провинцию.

Слова гулко раздавались в ночной тишине, резонируя от холодных желтых стен. Поднялся гул возмущения.

— Мало того, что вами командуют прусские наставники, мало того, что вы подчиняетесь пруссакам. Этот человек вынашивает гнусные планы послать войско за границу. Подобно трусливому зайцу, который пресмыкается перед ястребом, он одним росчерком пера дарует врагу земли, обагренные кровью и потом ваших предков, ваших отцов и ваших друзей! Внимая советам тупых и малодушных министров, он постыдно предает славную и блистательную политику дочери Петра Великого, покойной императрицы Елизаветы!

Новый ропот возмущения, на этот раз еще более сильный.

— Императрица научила меня любить, понимать и защищать нашу страну. Ибо роль престола как раз и состоит в том, чтобы защищать страну. Немец тоже видит во мне защитницу Руси. Стало быть, он видит во мне врага. Сегодня вечером этот человек, велевший отхлестать кнутом попов, до сих пор играющий в куклы, решился пойти на скандал. Он хочет добиться развода, чтобы отправить меня в монастырь и таким образом лишить возможности действовать. Известно, что он даже хочет меня убить! Он полагает, что вы, словно трусливые бабы, смиритесь с тем, что он творит.

На этот раз гул голосов перешел в рев. Осветились окна, в них заметались силуэты: это были солдаты других полков, разбуженные шумом. Грозные возгласы сотрясали стены казармы:

— Матушка-царица, мы твои солдаты! Вперед, на врага!

Эти яростные крики ужаснули Себастьяна. Какие глубинные, животные инстинкты разбудила императрица?

— Петр хочет лишить моего сына титула наследника престола и посадить на трон иноземца. Он ненавидит религию и желает отдать нашу Святую церковь на позор и поругание! Его ведет не Господь, его бог — это Пруссия! Имя предателя — Петр Третий.

Взметнулось вверх оружие. В окнах появились флаги. Полк был в смятении, глаза гвардейцев горели. Екатерина подняла руку, прося тишины:

— Сохраняйте холодные головы и горячую кровь. Я молю вас спасти нашу землю от опасности и арестовать этого человека. Он недостоин быть нашим царем.

Крики сделались еще громче. В воздухе витали угрозы.

— Вперед на врага! Ты — наш царь!

— Я другого от вас и не ожидала, — торжественно провозгласила императрица. — Теперь решение должны принимать ваши командиры.

В сопровождении своих сторонников Екатерина вошла в двери казармы.

— Отправляйтесь в Ораниенбаум и арестуйте Петра, — велела она. — Вас достаточно много, надеюсь, не прольется ни единой капли крови.

— Куда доставить арестованного? — спросил князь Барятинский.

— Я это решу, когда он окажется в ваших руках. Вероятнее всего, в Ропшу.

Солдаты других полков, выбегая из казарм, поспешили к императрице. Только что вскочившие с постели, застегиваясь на ходу, они спешили присоединиться к измайловцам.

Екатерина задумчиво кивнула.

— Хорошенько все обдумайте, — сказала она, — и сообщайте о каждом своем шаге. Я поеду в Зимний дворец.

— Ваше величество, — вмешался Барятинский, — я полагаю, следует проявить предусмотрительность: пусть вас сопровождает полк.

Екатерина снова кивнула и сделала знак Барбере, шевалье поклонился и протянул даме свою фляжку. Когда императрица вернула ее, та была уже почти пустой.

Себастьян обратился к шевалье:

— Мне больше не следует здесь находиться. А вы хотите остаться?

— Позвольте мне посмотреть на продолжение.

— Потом расскажете.

Сен-Жермен попросил у императрицы позволения удалиться. Екатерина протянула ему руку, граф наклонился, чтобы ее поцеловать. Императрица с силой сжала его ладонь, посмотрев на Сен-Жермена долгим взглядом. Себастьян скромно отступил.

Когда он вновь собирался взобраться вместе с Францем на одного коня, к нему подбежал сияющий Григорий Орлов.

— Граф, — произнес он, — когда я приду к власти, я не забуду того, что вы для всех нас сделали.

Себастьян, пораженный этими словами, поклонился и пожал протянутую ему руку.

«Когда я приду к власти». Внезапно, когда Себастьян направлялся к Графскому переулку, ему открылась истина. «Когда я приду к власти…»

В три часа ночи Сен-Жермен рухнул на постель в особняке графа Ротари.

Нужно было сохранить силы на дальнейшее. Себастьян предчувствовал, что приключение не закончилось. До конца было еще далеко.