смотрит на меня и… рычит. На самом деле рычит, прежде чем снова броситься на меня. Он размазывает кровь по моим губам, но на этот раз оставляет мои руки свободными. Я изо всех сил бью его по лицу.

Он фыркает, выпуская меня, и я не задерживаюсь. К черту! Я бросаюсь бежать, но не стоит удивляться, что мне не удается уйти. Этот человек был чертовски неумолим.

Энцо прижимает меня к себе, снова просовывая свое бедро мне между ног, но на этот раз приподнимает его, полностью отрывая меня от земли, и обеими руками сжимает мою челюсть. Кровь стекает по его подбородку, нижняя губа опухла от раны, которую я нанесла.

— Прости меня! — задыхается он. — Мне так чертовски жаль.

— Я же говорила тебе! — кричу я, и слезы внезапно накатывают новой волной. — Я не лгала!

— Ты умерла, Лира! — возражает он. — Ты знала, кто я, но не сказала мне раньше!

— Лира умерла! — огрызаюсь я. — Лира мертва. Меня зовут Блэйк!

— Ты моя Лира.

— Нет. Она умерла, чтобы я могла, блядь, жить!

Он делает дрожащий вздох.

— Почему ты мне не сказала?

Я просто поражаюсь дерзостью этого человека!

— Ты ушел, Энцо! — сопротивляюсь я, пытаясь ослабить его хватку. — Ты ушел!

Его густые брови хмурятся над голубыми глазами.

— Что?

— Я пришла искать тебя, но тебя там не было! Ты обещал мне, что не бросишь меня, но ты бросил! Какого черта я должна была рассказывать тебе, кто я такая, когда поняла, что ты — это он?

— Мне сказали, что ты умерла, Лира… — он прервал себя. — Блэйк, я не мог оставаться там. Не в том месте, где я должен был наблюдать за твоей смертью.

— Ты даже не пытался искать меня? — от эмоций мой голос становится хриплым, боль от нашего совместного прошлого почти невыносима.

— Я не мог, — вздыхает он, его плечи опускаются, а лоб прижимается к моему. Я замираю. Нет, он не мог так поступить со мной.

— Отпусти меня, — шепчу я.

— Блэйк, мне очень жаль.

— Мне тоже, Энцо, — я ерзаю, напоминая ему о своей просьбе, и он неохотно отпускает меня, мягко ставя на ноги.

— Пожалуйста, останься, — тихо просит он.

— Ради чего? — огрызаюсь я.

— Ради Хоука, — отвечает он. — Ради меня.

— Раньше ты не хотел меня, Энцо. Я почти уверена, что ты терпел меня только ради Хоука, но теперь, когда ты знаешь, кто я, ты вдруг захотел, чтобы я была рядом. Почему? Чтобы загладить свою вину? Чтобы наверстать упущенное время? Я все та же, что и на прошлой неделе. Девушка, которую ты знал, умерла.

— Что за чушь ты несешь!? — грубо рычит он. — Конечно, я, блядь, хотел тебя! И в этом-то и была проблема! Я никогда не хотел женщину так сильно, как тебя. Хоук чувствовал тоже самое, и это было так чертовски правильно, что я был уверен — это ловушка! Я не получаю ничего хорошего от жизни, Блэйк, но ты и так это знаешь!

Я проглотила его признание, проглотила его правду, но гнев и обида все еще бушевали, заставляя меня произносить слова, которые лучше было не говорить:

— Ты все еще тот испуганный мальчишка, не так ли? — сплюнула я. — Бедный Энцо, какая трагедия. Он прячет свою травму за оружием и кулаками, пускает в дом только несколько особенных людей, и если они не подходят под его идеальный образ, он избавляется от проблемы. Они говорили, что ты монстр, что ты самый страшный человек, которого я когда-либо встречала, но ты просто трус.

— Блэйк, — предупреждает он ледяным тоном.

— Что? — я смеюсь без юмора. — Тебе не нравится немного жесткой правды?

— Чего ты хочешь? — внезапно рявкает он, делая почти агрессивный шаг в мою сторону, но на его лице не ярость, не злоба, а… поражение.

Видеть Энцо таким подавленным — преступление против всех законов жизни.

Я сглатываю. Чего ты хочешь?

А чего я хотела?

Драться?

Прятаться?

Постоянно бежать от прошлого и никогда не жить?

— Я не знаю, — наконец говорю я, мой голос тихий, заглушенный шумом просыпающегося города вокруг нас.

Наступает тишина. В ней проносятся все пятнадцать лет, пока он не делает шаг вперед, снова сокращая расстояние между нами, зажимая мою челюсть своей большой рукой и прижимая свои губы к моим.

На этот раз я не останавливаю его.

Глава 25

Блэйк

Я прижимаюсь спиной к жесткой стене, но не могу остановиться, когда мои ноги обхватывают его талию, а его пальцы впиваются в мою задницу, чтобы удержать меня на месте. Его губы сливаются с моими в горячем, собственническом поцелуе. Зубы и язык сталкиваются, мои пальцы перебирают пряди светлых волос на его затылке, когда я наклоняю голову и позволяю ему проникать глубже.

Мой стон заглушается его губами, когда мужчина перестраивает меня, опуская вниз и сгибаясь, чтобы мы не разъединились, а выровнялись. В следующий момент Энцо закрутил бедрами, упираясь твердым членом мне между ног.

Блядь.

Из входа в переулок доносились звуки утреннего часа пик: машины, такси и автобусы проносились по улицам, а люди прогуливались мимо, не обращая внимания на мужчину и женщину, которые в данный момент почти трахались у стены. Было достаточно светло, чтобы люди могли нас видеть, хотя и не очень отчетливо, благодаря массивным зданиям по обеим сторонам, закрывающим часть света, но не настолько, чтобы темнота полностью нас скрыла.

Но я не хотела, чтобы он останавливался.

Казалось, что я ждала уже несколько недель, чтобы почувствовать его полностью.

— Нас поймают, — хнычу я, отрываясь от его губ, и откидываю голову назад, когда его рука поднимается вверх по моей талии и нащупывает мою грудь, а его пальцы касаются моего соска, выпирающего из-под тонкой ткани топа.

— Не заставляй меня останавливаться, — умоляет он, осыпая поцелуями мою челюсть, а затем шрам, который я так и не успела скрыть после предыдущей ночи. Его губы целуют порез на моем горле, нежно, страстно. — Мы потеряли столько времени.

— Энцо, — задыхаюсь я, прикусывая нижнюю губу, чтобы подавить крик, который я хотела бы издать, чувствуя, как его член трется о мой клитор через тонкие леггинсы, которые я надела.

— Я так давно хотел тебя, — говорит он. — Черт, котенок. Я завидую, что Хоук первым попробовал эту гребаную киску.

— Господи Иисусе! — мои глаза расширились.

— Смотреть, как он трахает тебя, было самым горячим из всего, что я когда-либо видел, и делить тебя с ним — мое самое большое удовольствие.

Для человека, который в основном молчал, он умел говорить.

— Но