в группе, стоящей у небольшого ринга, расположенного в стороне, а ее миниатюрная фигурка была легко поглощена прохожими.

Черт, она действительно была маленькой, не так ли? Ее пятифутовое тело против моих шести футов пяти дюймов всегда заставляло меня чувствовать, что она хрупкая, что она сломается, но, черт возьми, сейчас все, о чем я мог думать, это наблюдать, как ее киска растягивается, когда мой член заполняет ее.

Я направился к толпе, в которой она исчезла. Люди расступились, увидев меня, лица побледнели и затихли. Все здесь знали, кто я такой.

Моя милая кошечка даже не заметила, как толпа выдала ее с потрохами. Стоя ко мне спиной, она оглядывалась по сторонам, будто ища меня в совершенно другой стороне.

Я быстро хватаю ее за талию, вызывая у нее короткий испуганный писк, после чего разворачиваю и поднимаю, не давая возможности сопротивляться.

— Энцо! — кричит она. — Я пойду сама, только отпусти меня!

— О, ты пойдешь и кончишь, детка, — рычу я ей в ответ. — Снова и снова, и снова.

— Опусти меня, люди смотрят!

— Пусть смотрят, — говорю я. — Тогда они все поймут, что ты принадлежишь мне и Хоуку. Никто не тронет то, что принадлежит нам.

— Перестань быть пещерным человеком!

Но я не опускаю ее на землю, даже когда ее руки шлепают по моей пояснице, а она извивается, пытаясь заставить меня отпустить. Я лишь крепче прижимаю ее к себе и поднимаю руку, чтобы сжать ее идеальную попку.

Шум в подвале затихает, когда я пробираюсь по коридору к подземной квартире. Открыв дверь, я увидел Хоука все на том же месте у кухонного острова.

Он резко обернулся на звук и широко распахнул глаза, увидев Блэйк, висящую у меня на плече.

— Я привел нашу девочку домой, — говорю я ему. — И она нас больше не бросит.

— Блэйк?

— Привет, Хоук, — хмыкает она. — Опусти меня!

Мужчина двигается одновременно с тем, как я осторожно ставлю девушку на ноги, и заключает ее в свои объятия. Его губы сливаются с ее, пока она тает в его руках. Я подхожу к ней со спины в тот момент, когда Хоук прерывает поцелуй и поднимает на меня свои темные глаза, изучая лицо.

Я не понимал, как такое возможно.

Действительно не понимал.

Любить двух людей одновременно.

Влюбиться заново.

Его рука накрывает мое лицо, и напряжение, возникшее между нами, словно разрывается, ослабевая, а вместе с ним расслабляется и что-то внутри меня.

— Я не знаю, что это такое, — шепчет Блэйк, — но я не хочу, чтобы это заканчивалось.

— Ты хочешь остаться, дикая кошечка? — Хоук смотрит на нее сверху вниз, его губы слегка кривятся в ухмылке, а шрам на лице меняется вместе с выражением лица. — Ты хочешь быть нашей?

Я еще сильнее вжимаюсь в ее спину, прижимаясь к ней, пока спина девушки не упирается в мою грудь. Хоук повторяет это движение, прижимаясь своей грудью к ее.

Пока она обдумывает его вопрос, воцаряется тишина. В ней нет неуверенности, скорее колебание, словно она не хочет быть слишком уязвимой, признавая свои желания.

В одном я уверен точно: Блэйк не привыкла получать то, что хочет.

Ну, я был готов дать ей это. Я потерял ее однажды. Я потерял Лиру и обрел Блэйк, и я дам ей все, что нужно.

— Ну? — шепчу я ей на ухо, чувствуя, как рука Хоука скользит по моей.

— Да, — шепчет она. — Я хочу быть твоей. Я хочу быть вашей.

Глава 27

Блэйк

Хоук медленно раздевает меня. Его руки нежно скользят по моему телу, снимая с меня все до последнего клочка ткани, пока я не остаюсь совершенно голой. Энцо где-то позади меня, но всякий раз, когда я пытаюсь повернуться, чтобы посмотреть на него, Хоук дразняще ухмыляется и берет меня за подбородок, чтобы я смотрела вперед.

Это сделало меня сверхчувствительной: я слышала глубокое ровное дыхание Энцо позади меня, чувствовала дыхание Хоука на своих губах, его мужской запах переполнял мои чувства. Он был так чертовски красив, что на него было больно смотреть. Его лицо смягчается, почти совпадая с моим, и он наклоняется, чтобы нежно поцеловать меня — простое скольжение губ, прежде чем он начнет отходить назад к кровати, увлекая меня за собой.

Я ожидаю, что мы упадем на матрас, поэтому, когда он уговаривает меня повернуться, прижимаясь грудью к моей спине, я удивляюсь, но делаю, как он велит.

Мои глаза встречаются с пылающим взглядом Энцо, который пристально наблюдает за нами обоими. Его рубашка исчезла, демонстрируя все твердые совершенства восхитительного тела: пресс, впадинки над пахом, а в самом конце — выпуклость брюк, которая выдает его удовольствие от наблюдения, пока с его губ не слетает ни звука.

За последние пять минут он перешел от грязных разговоров к молчанию, и, не буду врать, это меня нервировало. Услышав, как он говорит, даже в течение нескольких коротких часов, я получила то, в чем даже не подозревала, что нуждаюсь.

Тело Хоука двигается позади меня, и я чувствую, как он снимает одежду, прежде чем слышу скрип матраса, прогибающегося под его весом, и он произносит низким, горячим тоном:

— Сядь, дикая кошечка, и прижмись спиной к моей груди.

Повинуясь мягкому приказу, я сажусь и откидываюсь назад, чувствуя себя невероятно голой и слегка уязвимой. Тело Хоука теплое под моей спиной, его член упирается мне в поясницу, когда я оказываюсь между его ног.

Я подпрыгиваю, когда его руки опускаются к моим ребрам с обеих сторон, обхватывают пальцами грудь, а затем спускаются вниз по животу, мышцы которого вздрагивают в ответ на его прикосновения.

Но Энцо по-прежнему стоит в стороне от меня, от кровати, и наблюдает за происходящим, проводя языком по нижней губе. Губы Хоука начинают целовать боковую поверхность моей шеи. Это чувствительное место вызывает во мне прилив удовольствия, в то время как его рука опускается между моих ног и проводит пальцами по моим складкам, двигаясь медленно, но целенаправленно, и по моим конечностям пробегают мурашки удовольствия.

— Ты такая чертовски мокрая, дикая кошечка, — шепчет Хоук мне на ухо. — Ты готова к тому, чтобы тебя трахнул мой чемпион, детка? Хочешь, чтобы он тебя оттрахал?

— Блядь! — кричу я, когда его пальцы внезапно проникают в меня, делая еще более влажной и доводя до боли.

Кровать прогибается под дополнительным весом, и я вижу, что Энцо стоит на коленях между моих ног, а его руки держат мои лодыжки, чтобы раздвинуть бедра.

— Пожалуйста, — умоляю я, не